Часть вторая
ИЗБАВЛЕНИЕ  ОТ СТРАХА  И СТРАДАНИЙ

     Сижу и сортирую письма. Время подошло. Каждый день сижу с утра до вечера. Устал. Конца не видно. Стопки высятся, кривятся, падают. Я их поправляю.
Есть письма от врачей с различными вопросами. Есть из учреждений. Есть от тех, кто овладел методом лечения, набрал ценнейший опыт и хочет поделиться им. Есть
письма от совершенно беспомощных людей из Магадана, Читы, Улан-Удэ, которые помочь себе не могут и просят вылечить их: «Пришлите телеграмму, можно ли приехать на лечение к вам?Если да, я прилечу!»... Да разве это выход — лететь с болями в пояснице из такой дали!?
     Часть этих писем я позже постараюсь коротко прокомментировать. Сейчас же, думаю, разумнее всего начать с того письма, с которого для нас, больных остеохондрозом, началась практически другая эра.
    Прислал его Лев Николаевич Усачев, только что вернувшийся из Приэльбрусья.

     «Вечерами после катания с Чегета мы с женой занимались чудесным исцелением от недугов с помощью приборчика «Эледиа». Трое горнолыжников были избавлены от давних мучительных болей в коленях и контрактуры мышц (достаточно одного или нескольких сеансов по 5—10минут). Четырех горнолыжников мы вылечили от радикулита (здесь на лечение уходило час—полтора). Один из них лежал пластом в известной вам высокогорной хижине у кафе «Ай». Из-за болей его не могли спустить даже на носилках. А после лечения он встал и отказался уезжать. Катался с нами».
     Встал и катался на лыжах вместе с ними? — ничего похожего до сих пор ни один метод не давал!
     «Сконструировал этот прибор, — читал я дальше, — еще в 73-м наш обнинец Иван Андреевич Леднев, кандидат физико-математических наук. Механизм воздействия приборчика и метод лечения по Ледневу очень просты, доступны любому грамотному человеку. Причина многих болезней— нарушение связи централь¬ной нервной системы с ее органами. Точки древней медицины, в которые обычно вкалывают иглы — это как бы клеммы, выведен¬ные на поверхность линий нервной системы. Приборчик «Эледиа» позволяет без иголок провести диагностику проводимости по ли¬ниям связи и при нарушении ее восстановить связь, пропуская (через клеммы) слабый, совершенно безопасный постоянный ток отрицательной полярности (до 100—200мкА). При восстановлении линии связи исчезают функциональные болезни, боли. По сути дела мы используем древнейший метод иглотерапии на современном уровне... Для наглядности представьте спутник. С ним осуществляется связь туда-обратно. Стоит связи нарушиться в одну какую-нибудь сторону, спутник делается неуправляемым!»

     Если бы это написал не Усачев, а кто-нибудь другой, я бы, возможно, не поверил. Но Лев Николаевич был необычайный человек — ученый-атомщик, известный во всем мире, доктор физико-математических наук, профессор, лауреат Ленинской премии, для которого эксперимент и поиски, не исключая интуицию, всего дороже. На голую веру он ничего не воспринимал... К тому же он был горнолыжник, «свой», как говорится, человек, которого уважали и ценили, пожалуй, в равной степени и тренеры—профессионалы, и любители катания(хотя бы за его математическую формулу для установки креплений на разные модели горных лыж).

     В шестидесятом, при восхождении на семитысячник (пик Ленина) в «профессорской связке» Лев Николаевич провалился в трещину и отморозил ноги. Ему ампутировали на одной ноге пальцы с частью стопы, на другой — голень со стопой немножко ниже коленного сустава. На протезе (уже пожилой мужчина, а не пластичный мальчик) он отлично поворачивал. Втянул в катание свою семью — жену, детей, сноху и внуков, сослуживцев. В Обнинске они насыпали горку, осветили, поставили канатную дорогу... Лев Николаевич приводил меня туда, восторженно показывал (устоять перед его энтузиазмом было невозможно!). Пом¬ню, тогда же на квартире в Обнинске я задал ему вопрос, который стеснялся задавать другим инвалидам на лыжах и протезах.
     − Если лыжный ботинок давит ногу, катание из радости превращается в мучение. Вы же поворачиваете на серийном, грубом отечественном протезе, в котором и ходить-то очень труд¬но... Ради чего? Самоутверждения и подвига? Или получаете маленькую радость?
     Лев Николаевич усмехнулся. Взял лыжный ботинок. На¬дел его, надел и лыжу. Засучил штанину — показал. Такая у него была манера — сначала показать, потом уж говорить.
     − Видите, мне ничего не давит и не трет. Никакой боли я не чувствую. Единственное неудобство — небольшой люфт культи во время разгрузки лыж при входе в поворот. Стопы-то нет, и культя немножечко выдергивается. Приходится спускаться в «задней» стойке, а не колебаться над опорой. Тогда культя заклинивается в протезе. Не ерзает. И чувствуешь себя устойчиво. Помогает мне и специальный ремешок на протезе, перекинутый поверх согнутого колена, он не дает голени выдергиваться. Вниз приехал — расстегнул ремень и распрямил колено, вверх поднялся на «канатке» — застегнул... Неужели вы думаете, в моем возрасте и при моей работе я стал бы поворачивать ради самоутверждения и подвига? Катание с Чегета, Тростяна, Ай-Куайвунчорра для меня — наслаждение и радость, отдых!

     Он был настолько необычен и нетрадиционен, что мог примирить, казалось бы, непримиримое (к примеру, горнолыжников любителей с профессионалами), потому что его при¬званием было творить добро. И надо ли удивляться, что, прочитав письмо от Усачева о приборчике «Эледиа» и о мгновенном избавлении от жесточайших приступов остеохондроза, я, столько настрадавшийся от этого заболевания, тут же бросил все дела и, с одобрения редакции, поехал в Обнинск, чтобы все самому увидеть, пощупать и проверить.

     Иван Андреевич Леднев, как я в ту пору уловил, на Усачева был не очень-то похож, говорил по-владимирски на «о», шутил, писал стихи, на лыжах не катался, но рыбачил — каждое лето уезжал на Ахтубу, весной увлекался огородом. Десять лет он заведовал лабораторией электроники в Научно-исследовательском институте медицинской радиологии Академии медицинских наук СССР. За это время сделал 18 изобретений (и ни одно, увы, не было внедрено, из-за чего, разругавшись, Леднев в конце концов ушел из института; позже одно аналогичное изобретение — диагностический прибор — страна втридорога покупала за валюту!). «Эледиа» — веточка от тех изобретений, даже официально всего лишь — «рацпредложение № 509 от 21.11.76 г.», потому что принцип лечения постоянным током был впервые применен французом (1929 год), а затем В.Г. Никифоровым. Да, среди ледневских изобретений — это «рац» и «веточка», но для нас, больных, — какая!

     В биографии Ивана Андреевича есть еще штрихи, которые не забыть. В войну молодой радист Леднев держал связь с бомбардировщиками дальнего действия. Держал, терял и восстанавливал ее. Связь с самолетом, как живая нить. Пока паутинка не оборвалась, самолет летит, не заблудился, цел!
     Нельзя проводить прямые аналогии, я это понимаю. Но кто станет отрицать, что материальное ощущение этой связи с самолетом, окрашенное ярчайшими эмоциями (ведь летчики — друзья, живые люди), помогло Ледневу в создании приборчика и теории нейротерапии — двусторонней связи между вегетативными центрами и органами?
      Как бы то ни было, а первая серия статей в журнале «Физ¬культура и спорт» об электропунктуре появилась вскоре после возвращения из Обнинска. И гвоздевыми статьями в сериях были, разумеется, статьи «виновников» — Леднева и Усачева.

ЛАВИНА ОТКЛИКОВ

     Редакция предполагала, что первая статья «Управление без сбоев» вызовет немало откликов, но то, что случилось, превзошло все ожидания. Лавина обрушилась на нас... Чего же хотели читатели?
     Одни желали мигом вылечиться от всевозможнейших болезней: «Дайте адрес Леднева и Усачева, мы приедем к ним лечиться» или «Скажите, где лечат по их методу?»
     Другие — и среди них немало работников медицинских учреждений — хотели сами овладеть этим методом лечения и просили опубликовать схему прибора Леднева (мы ее в журнале не публиковали) и более подробную методику лечения.
     Третьи спрашивали, почему этот эффективный метод и прибор (с 76-го года!) до сих пор не внедрены в широкую практику лечения?
     Четвертые интересовались, можно ли приобрести такой прибор по рецепту в аптеке или магазине?
     Пятые предлагали свои услуги по изготовлению прибора,
     шестые — себя для проведения на них эксперимента с целью быстрейшего внедрения метода.
     Седьмые настаивали на публикации схем БАТ в каждом номере журнала.

     Адресов Леднева и Усачева, разумеется, мы не давали (о чем заранее была у нас договоренность) по простой причине: нервная система авторов не выдержала бы свалившейся нагрузки. И тут мы допустили промах: в статье упомянули Обнинск, и страждущие приезжали в этот город, в справочном бюро узнавали адреса Леднева и Усачева. Возвращаются авторы домой усталые с работы, а у подъезда ждут больные люди: какая-нибудь скрюченная бабушка приехала за тридевять земель: «Родимый, вылечи!» А могут ли ученые мужи лечить без медицинского диплома? Во многих странах — могут, а у нас это преследовалось законом!

     Леднев-то уже был «стреляный», его предупреждал знакомый прокурор: «Если что-нибудь случится, имей в виду, я тебя не сумею защитить — решетка!» Вот Леднев, когда мы познакомились, и лечил только своих близких и безнадежных, от которых медицина отвернулась (по закону — это можно). Усачев был уступчивее, мягче. Отказать больной бабусе, приехавшей за сотни верст, считал «бесчеловечным». Лечил! Иногда оставлял бабусю ночевать, а куда ей, бедной, деться? Квартира Усачевых превратилась в ад, который мог выдержать лишь одержимый человек, ученый. И его семья — одержимая и добрая!

     Трудно было авторам и с письмами, которые редакция пачками им переправляла. За первые полгода авторы ответили на 800. Из них на 200 писем Иван Андреевич ответил в санатории, тайно от своего лечащего врача, куда он угодил после перенесенного инфаркта. От чего инфаркт? Вы не догадались? Бык и тот не выдержит такой нагрузки! Сколько еще за это
время авторами было дано устных консультаций (по телефону и при встречах), сколько приложено усилий по пробиванию, признанию и внедрению приборчика и метода? И все это после основной работы вечерами, утрами и ночами!
     К сожалению, мы не могли тогда назвать (как, впрочем, твердо и сейчас) медицинские учреждения, в которых наши больные могли бы полечиться приборчиком «Эледиа» и методом Ивана Андреевича Леднева.
     Нельзя было в ту пору и купить прибор в готовом виде: медицинская промышленность не желала его изготовлять.

     Тут, наверное, надо было бы сделать небольшое отступление и раскрыть, как в те годы, после опубликования статьи «Управление без сбоев», жила сама редакция. Почему мы подолгу молчали. Однако пока поговорим о деле.
     Сначала я поверил в метод Леднева как бы на слово: встречался с людьми, которых вылечили приборчиком «Эледиа», попробовал лечение на себе. А дальше, как только мне сделали прибор, наступил период наработки — овладение методом на практике. И в это время во мне как бы жили два человека: один — верящий, а другой — скептик, все подвергающий сомнению. И надо сказать, что был момент, когда сомневающийся преобладал во мне: панацеи ведь не существует! Но по мере накопления фактов, взгляд менялся, а изумление, благодарность и уважение к Ледневу и Усачеву нарастали! Да и как им было не расти?

     Первым пациентом, которого я вылечил самодельным приборчиком «Эледиа», была моя жена, геолог. Ее измучили падагрические боли в большом пальце на стопе (из-за отложения солей). Точки БАТ, по Атласу найденные нами, никак не пробивались: стрелка микроамперметра стояла почти что на нуле минут по 15—20, наконец медленно ползла и доходила до 100 мкА: асимметрия ликвидировалась за 5 минут и даже 10. Трудно! А ночью у жены наступило обострение болей, так ведь бывает после любого физиотерапевтического вмешательства. К счастью, жена — умный, терпеливый человек: «То стопа моя была, как мертвая, теперь она, возможно, оживает?» А днем жена позвонила мне с работы, и голос у нее был звонкий и веселый: «Боли-то прошли, совсем! Сколько лет мучили, не отпускали. Иван Андреевич — гений!» Два вечера мы еще лечили ногу: точки пробивались с каждым разом легче и быстрее... На восемь лет боли исчезли из стопы!

     Вторым пациентом был мой брат, 60 лет, тренер по горным лыжам. Едва дотащился до меня (из другой половины дома на станции «Турист»): очень сильное очередное обострение остеохондроза поясничного отдела позвоночника с перекосом тела («поза Квазимоды» — из-за контрактуры мышц на левой стороне правая нога как бы становится короче, с трудом достает до пола). А у брата в тот день — соревнования, ему нужно ставить трассы на Шуколовской горке...
     Я уложил его на жесткую кушетку (он на ней лежал, как знак вопроса, и кряхтел). Обработал по точкам минут 15—20, говорю: «Вставай!» А он лежит, боится шевельнуться... Встал осторожно: «Не болит». Начал приседать и прыгать, нагибаться: «Не болит!» Кинулся обнимать и целовать меня. Умчался на работу!
     Вечером я вторично пролечил его. Долечивался он далее в течение недели гимнастическими упражнениями самостоятельно. И по сей день ежедневно упражняется и не болеет (раза три—четыре за пятнадцать лет я помогал ему приборчиком).
     — Ты представить себе не можешь, какие я прежде испытывал муки. Приду на гору или в кабинет к своему начальству перекошенный. Они смотрят: «Это же не тренер — инвалид!» А я без работы не могу. Теперь же: один сеанс — и все, как в сказке!

     Анатолий Тимофеевич С. вошел в кабинет, а садиться не желает: «Я лучше постою. Если сяду, то не встану». «А вы все же сядьте, — говорю ему. — Я не инквизитор, но мне надо посмотреть, как вы садитесь». Он едва сел, опираясь о стол обеими руками, лицо его от боли побелело... А после обработки приборчиком (минут через 15—20) встал, сел и снова встал. Боль отступила. Начал нагибаться вперед-назад, вправо-влево — искать рукой, где еще осталась боль (такова методика лечения по Ледневу). Нашел всего одну приглушенно-болезненную точку на ноге. Потом и она исчезла. Ушел ошеломленный. Вечером звонил, благодарил. Поверил, что вскоре поедет на весеннюю охоту. Спрашивал: сложно ли лечить? «Уж очень у вас ловко получилось. Нельзя ли сделать самому прибор, чтобы брать с собой на охоту? Вдруг в лесу прихватит? Из леса до станции не доберешься!»

     Так я начинал накапливать опыт. А дальше пошло-поехало. Где и кого я только не лечил: в автобусах, поездах, дома, в походах, на работе. Замечу, что при лечении остеохондроза эффект особенно нагляден не в состоянии ремиссии и не в слабых случаях, когда не разберешь — то ли время залечило, то ли электропунктура помогла, а в острых или безнадежных, от которых медицина отказалась. Ко мне очень много попадало «безнадежных», а после нескольких сеансов или курса мы вместе шли по улице и непринужденно разговаривали, бегом спускались вниз по эскалатору (я бегу, чтобы проверить свой труд в деле, а они — за мной!).

     Однажды, когда я уже отказался от лечения посторонних на работе (на то была причина), ко мне привела жена своего мужа, летчика, майора. Его отпустили отдохнуть домой на десять дней перед операцией на позвоночнике. «От ножа все равно ты не уйдешь!» — сказал ему хирург—светило. А нож для летчика означал, что больше он летать не будет: комиссование, демобилизация, ломка привычного уклада, а у него двое ребятишек. Вот жена и привела его ко мне, уговорила пролечить прямо в кабинете: я сдался, пролечил в присутствии нескольких свидетелей — любителей электропунктуры, дал жене с собой схему приборчика «Эледиа», научил ее, как самой лечить. И потерял из вида ту семью. А через полтора—два года женщина зашла в редакцию: муж здоров, летает, ездит на рыбалку, на операцию к хирургу не пошел и даже, вот негодник, гимнастику не делает. Ленится!

     Разумеется, я набирал в те годы опыт и лечил не только остеохондроз. Вдали от станции, в карельской глухомани, в походе на байдарках мою дочь свалило заболевание пострашнее: аппендицит со всеми характерными симптомами вовлечения брюшины в воспалительный процесс (положительный «Щеткин» и все прочее). Что делать, я с ума чуть не сошел — через пороги и озера до хирургии не добраться? Не оперировать же тут кухонными ножами, вилками, как иногда героически оперируют предельно смелые хирурги, о которых позже (если все кончается благополучно) журналисты пишут восторженные очерки? А я ведь к тому же не хирург. Обыкновенный врач. Отец. Моему умению это не под силу.
Не без колебаний я достал из рюкзака прибор и Атлас Леднева. Нашел «аппендицит» и начал... Асимметрия в каждой точке была выражена ярко, бурно, но быстро исчезала — нейропроводимость восстанавливалась во время обработки. А вместе с ней прекращались и боли в животе, озноб, недомогание... Болезнь явно отступала. Розовели щеки. Еще два раза в этот день мы обработали все точки. Сели в байдарки и поплыли.
     Вы скажете, как можно экспериментировать на собственном ребенке? Надо было вырезать аппендикс до поездки на байдарках. Все это так. Но кто знает, где аппендицит прихватит человека? У меня не было другого выхода в походе.

     Позже, когда я написал об этом, а люди прочитали, скептики—врачи пустили слух, что у моей дочки якобы не было аппендицита, потому что «быть этого не может». Я поделился впечатлениями по телефону с Усачевым (мы с ним часто обменивались тогда по телефону новостями). На следующее утро от него звонок: «В Киеве только что вышла монография двух специалистов по рефлексотерапии Труфоненко и Дубенко. Ими были изучены семнадцать приступов аппендицита. Пятнадцать они вылечили иглами по точкам БАТ, которые выявили китайцы. Два были вынуждены прооперировать. Их вывод: при катаральной форме аппендицит иглам поддается, при флегмонозной — надо оперировать».

     У Льва Николаевича была еще одна удивительная особенность: он никогда и никого не поучал, а попросту делился с вами тем, что знает. Но как он умудрялся молниеносно отыскивать как раз что надо, для меня осталось загадкой.

МИФЫ И РЕАЛЬНОСТЬ

     Какая это мучительная штука — обострение остеохондроза. А тут еще вышел из строя мой приборчик: сначала села батарей¬ка «Крона»; стал ее менять — оборвал припайку. И все опять из-за боли — от нее даже пальцы становятся неловкими! Мне говорят: «Зайди попутно в магазин, купи паяльник». Но как я буду ходить по магазинам, влезать в переполненный автобус, когда каждый шаг, толчок извне стреляют до потемнения в глазах?.. Утром пошел на электричку — опоздал, проводил ее тоскливым взглядом (то бегал за пять минут, теперь двадцати оказалось мало). Вернулся — попросил жену придержать руками отпаявшийся тонкий проводок. Она держала. Я сам себя лечил, рукой на ощупь, сзади. Контакт нарушался то и дело — стрелка микроамперметра вздрагивала и падала к нулю. Точность моего попадания в биологически активные точки тоже была смехотворна. Какая тут, на ощупь, сзади, точность! И все же боль отступила. Я дошел до электрички, доехал до работы. И работал!

     На следующее утро внучка Лена держала руками нарушенный контакт (жена уехала, все заняты). Точнее, мы с Леной, чтобы ей было легче, предельно упростили это самое лечение (по рецепту одного из моих пациентов): к двум батарейкам КБС, последовательно соединенным, прикрепили напрямую через проводки (без микроамперметра и сопротивлений) электроды: опорный (с потенциалом «плюс») я держал в ладони, лечебным (с потенциалом «минус») обрабатывал на пояснице болезненную зону (метод профессора А. Уманской). И снова стало легче. Я уехал!

     На третий день приехал сын. Посмеялся над моей технической неприспособленностью. Достал паяльник у соседа, исправил приборчик. Я ожил! (Как только боль возобновлялась, я обрабатывал себя по точкам.) Пишу и езжу свободно на работу.
     А то из-за боли и думать-то не мог. Боль подавляла мысли!

     Отчего случилось обострение? — сейчас не в этом дело; убавил физические упражнения в своем ежедневном рационе, сменил постель с городской на дачную, помягче, переработал за пишущей машинкой. Но главная причина обострения: уж очень я расслабился и успокоился в последние пять лет. Да и чего бояться обострений, когда приборчик Леднева и Усачева рядом: один — в редакции, другой — дома: обострится остеохондроз — мигом пролечусь, вернусь к гимнастике, пробежкам и работе!
     И вдруг беда: один прибор отдал друзьям, другой — испортил. Какая же паника меня пронзила! От паники — боль еще сильнее!
     Конечно, я мог лечь и вызвать врача на дом, как делают другие. Но я знал — ни участковый врач и ни больница не избавят от страха и страданий. Начнутся хождения по мукам.
     А у меня отпуск на носу — поездка на байдарке по озеру Онега. Я не хочу лежать, болеть — хочу путешествовать, работать!
     Вот какая штука произошла со мной. И знаете, я был ей даже рад. Она вмиг воскресила пласты воспоминаний, споры, встречи, долг перед множеством людей, которые ждут прибор.

     Однако вы, уважаемый читатель, ошибетесь, если решите, что этот метод за те промелькнувшие пять лет был взят на вооружение официальной медициной (хотя бы для лечения остеохондроза), что его опробовали научно-исследовательские институты и что они могли нам ответить научно достоверно: плох он или хорош? Не могли в ту пору желающие и купить приборчик в магазине — промышленность его не выпускала.

      Конечно, предполагать, что метод Леднева и прибор могли избавить человечество от всех болезней, тоже детская наивность.
     Возможно, кто-то из маститых медиков сказал бы и порезче: мол, сам этот прибор и метод — журналистский миф. Мы и такого возражения не боялись. Более того, мы как раз хотели гласности и рыцарской дискуссии для доведения начатого дела до конца. «Пожалуйста, пишите, спорьте, — призывали мы. — Об одном лишь просим: не применяйте в сражении высокомерия и запрещенных методов борьбы (к примеру, звонков через всесильную «вертушку») ради спасения чести белого халата. Пусть халат действительно будет незапятнанным!»

     Но вот что настораживало еще тогда: большинство моих коллег и медицинских учреждений, которые успешно применяли этот метод, просили не называть их адреса, место работы и фамилии. Один врач из Питера, уезжая в Антарктиду, мне так и написал: «После двух лет работы с приборчиком «Эледиа» не мыслю поездки без него. Только, пожалуйста, мою фамилию не называйте, а то ведь — знаете нашу официальную медицину: возьмет и бухнет ни за что по голове дубиной». И после возвращения из Антарктиды он прислал отчет о вылеченных заболеваниях, но просьба та же — его не раскрывать! Что же питало такое опасение? Отсутствие бумаги с официальными печатями и грифами Минздрава СССР.

     Я тоже испытал на себе силу бумаги с «красивыми» печатями, когда учился и окончил в Центральном иституте рефлексотерапии курсы. Сначала все было демократично, открыто, интересно. Наш молодой преподаватель (тогда еще «неостепененный») — чуткий, вдумчивый Юрий Петрович Макаров делился с нами интересными новинками. Предложил и мне в конце нашего курса (хотя я к этому не рвался) познакомить молодых врачей—выпускников с методом Леднева и Усачева. Внимательно слушал сам, что я говорил, записывал... Но к самому концу курса Юрий Петрович, вот бедняга, все больше «вписывался» в служебные рамки, рекомендовал придерживаться инструкций, просил не очень распространяться в стенах его института о том, что он нам прежде говорил: «Шеф этого не любит», «Шеф это категорически не воспринимает», «То было между нами». А «шефом» тогда был известный физиолог Р. Дуринян. При выходе же из института нам выдали свидетельство, в котором говорилось, что мы имеем право лечить методами рефлексотерапии только по инструкциям, утвержденным Минздравом СССР.

     А инструкции-то эти (у меня их сохранилась куча) устарели! Пока их писали, утверждали, размножали — время шло... и получалось: на курсах молодые умные преподаватели нас учат прогрессивным методам лечения, а инструкции запрещают использовать их!

     Мне могут возразить: нельзя же допускать лечение не апробированными методами. Совершенно справедливо. Методы надо апробировать. И тщательно! Но именно апробировать, а не прикрываться апробацией.
     У того же нашего талантливого преподавателя Макарова, к которому я заходил еще до поступления на курсы, в прекрасно оборудованном (его руками, по его идее) кабинете, где сочеталась психотерапия (с записями речи, музыки) с рефлексотерапией, были и все виды игл (китайские, японские), все виды полынных сигарет и молоточки, дорогие электропунктурные приборы разных типов («ЭЛАП», «ПЭП»), портативный «ЧЭНЗ» (тогда новинка!), прибор с лазерным лучом... И глядя на все эти щедроты, я невольно думал: «Сколько же потребуется помощников Юрию Петровичу и сколько лет, чтобы все эти приборы толком изучить и апробировать? Одному это не под силу». А Макаров был тогда один. К тому же, как позже я узнал, в каждом научно-исследовательском институте, во всех секторах, лабораториях, отделениях существует свой внутренний «железный» утвержденный план. А все, что изобретено на стороне, для них — лишняя работа. Но, кто же хочет занимать¬ся «лишней», от которой ни тепло, ни холодно? Никто! Вот от «лишней» каждый и отбрыкивается, как умеет.

     Нет, нет, я повторяю, наш преподаватель Юрий Петрович Макаров честнейшим образом интересовался методом Леднева и Усачева, хотел помочь. Сердечную благодарность я сохранил и к заведующему лабораторией А. Василенко. Втроем мы лома¬ли головы — как бы протолкнуть на апробацию метод Леднева?

     Но вот, пока я учился на этих курсах и пока мы ломали головы (а я и пошел учиться—то на старости лет, в основном, чтобы найти пути к официальной апробации ледневского метода), про¬изошло «недоразумение»: из патентного бюро в институт при¬слали рецензию на заявку И А Леднева на лечение его методом псориаза. Заметим, что это заболевание до сих пор толком лечить не научились, им страдают миллионы, а у Ивана Андреевича был хороший результат! Казалось бы, что должен сделать научно-исследовательский институт, это же элементарно: набрать две группы (одна из них — контрольная, другая — опытная) и объективно проверить существо заявки. А что сделало руководство института? Не спустившись до уровня заведующего лабораторией и нашего преподавателя Макарова, оно состряпало рецензию, где говорилось, что лечение постоянным током устарело и что сегодня лечат более прогрессивным — импульсным.

     Мог ли Иван Андреевич Леднев, серьезнейший ученый-физик, вплотную работавший и с импульсным током, не возмутиться этой вопиющей отпиской? Он написал что думал, резко, нелицеприятно... И фамилию «Леднев» (как, впрочем, и других изобретателей, например, кандидата медицинских наук Ю. Мироненко) в стенах института стало невозможно произнести. Она вызывала «бурные эмоции».
     Но с чего бы «бурные», когда сами виноваты?

     Тогда же (а было это в восемьдесят третьем, еще во времена застоя) многие участники дискуссии придумали и выход, вроде способный разорвать порочный круг: в каждом научно- исследовательском институте должен быть отдел (лаборатория или сектор), освобожденный от внутренних планов. Его план — поиск ценного, изобретенного на стороне. Поиск, апробация, внедрение. И за внедрение — «эн-процентная» материальная награда!

     Вернемся, однако, к лечению методом Леднева и Усачева, которым интересуется множество людей. Но прежде уточним, чтобы не было недоразумений и обид: изобретатель прибор¬чика и метода — Иван Андреевич Леднев и никто другой, а Лев Николаевич Усачев, доктор физико-математических наук и горнолыжнк на протезе, придал импульс этому изобрете¬нию (без него оно лежало), боролся за его распространение и внедрение до последнего дыхания.

     Сейчас, когда Льва Николаевича нет среди живых, с особой остротой понимаешь, какого человека мы не уберегли от перегрузок и лишились. До чего же были верны многие его взгляды и идеи, о которых в ту пору сказать открыто было невозможно. Скажешь — навлечешь беду.

     Итак, первая идея Усачева. «Я поставил перед собой цель, — писал он в редакцию, — за пять ближайших лет добиться признания и внедрения этого простого и эффективного метода лечения в медицинские учреждения страны».

     Вторая (крамольная) идея Усачева. «Метод настолько прост и безвреден, что каждая культурная семья должна иметь дома приборчик, Атлас с точками, пройти минимальное обучение и, когда возникают простейшие функциональные расстройства (например, приступ остеохондроза), никуда не ездить и не мучиться, а туг же, пока болезнь не укрепилась до условного рефлекса и органики, взять прибор и пролечиться. Ликвидировать заболевание!»

     И еще остро-крамольная мысль Льва Николаевича: тяга современного человека к мудрости народной и восточной медицины — траволечению, рефлексотерапии, экстрасенсам — объясняется не просто модой, а тем, что наряду с гигантскими достижениями хирургии, эпидемиологии, диагностической техники, в области химиотерапии и антибиотиков современная медицина зашла в тупик. Огромное количество лекарств и безоглядное их применение (увы, с помощью врачей) при¬вело к морю аллергических заболеваний и подорвало веру человека в традиционные методы лечения.

     В девятом номере журнала «Наука и жизнь» за восемьдесят второй год (как раз, когда Усачев писал письмо) была напечатана статья кандидата биологических наук В. Раушкина с описанием программного эксперимента, который, к сожалению, прошел мимо внимания большинства врачей.

     Трем группам мышек давали яд по одинаковой дозе: первой группе — каждый день, второй — через день, третьей — раз в неделю. Какие мыши должны были раньше умереть? Казалось бы, те, которых травили ядом каждый день и которые в сумме получили больше яда. Однако вышло по-другому: эти мыши жили дольше всех, а меньше всех те, которым яд давали раз в неделю!
     В чем же дело? Объяснение мы находим в стрессовой теории. После приема яда организм мобилизует к следующему поступлению всю свою «внутреннюю защиту», ко вторым суткам эта защита («реакция ожидания») ослабевает, через неделю ее вовсе не остается. Мышки беззащитны к яду!
Значит, суть в защитных силах организма.

     Во второй серии эксперимента к даче яда трем группам мышек добавили антибиотик. Он на этот яд не действовал. И снова наблюдали: быстрее всех умерли мышки первой группы, дольше всех прожили — третьей, которые реже получали яд и в сумме меньше. Вывод ученых—экспериментаторов: антибиотик разрушает защитную систему организма, ослабляет его естественную сопротивляемость.

     Вдумайтесь: антибиотик разрушает! Стало быть, как же аккуратно надо применять антибиотики, лекарства. Только в тех случаях, когда без них невозможно обойтись! А как их применяют в наших больницах, поликлиниках: обдуманно или горстями?
     Из всего этого и вытекал шутливо-крамольный третий вывод Усачева (теперь-то к таким выводам привыкли, а тог¬да?!): современная химиотерапия сравнима по масштабам раз¬рушения с водородной бомбой при той разнице, что бомбы-то лежат, а препараты наша медицина применяет безоглядно!

КОГО Я «МИНУСОМ» НЕДОЛЕЧИЛ

     Придет ко мне пациент, пролечится — исчезнет... Это же случалось, несмотря на просьбу — позвонить или написать.

     Другая категория «неизлечимых». Они приходят на лечение охотно, но с болезнью расставаться не торопятся. Она для них как сладкая приправа, возможность пожаловаться на свое несчастье, походить по знаменитым докторам.

     Третья категория «трудноизлечимых». Это те, которые хотят немного поболеть для дома — постирать, отремонтировать квартиру, дописать картину или книгу.

     Истинные «неизлечимые» страдальцы без посторонних примесей, конечно, тоже попадались. Помню одного любителя «трусцы», неистового марафонца. Пришел ко мне под вечер, скрюченный, несчастный. Хотел вышибить клин клином: с простудой и температурой 38 бегал под осенними дождями до изнеможения и как бы загнал свою простуду в седалищный нерв. Я пролечил страдальца. Он повеселел, ушел из кабинета, но с дороги из метро вернулся: боль возобновилась ниже — под коленкой.
     Второе лечение ему как следует не помогло: боль перемещалась по нерву вверх и вниз, с бедра на голень. Тогда я впервые столкнулся с этими мигрирующими болями. Этого бегуна так за два раза и не вылечил. Больше он ко мне на лечение не пришел — отправился в поход по докторам, больницам. Года через четыре заглянул, затравленный, поникший — болезнь его не отпускала, он мучился, но в метод Леднева не верил, сомневался. Я же настаивать на лечении опять не стал. Таков мой принцип — добровольность. Если пациент не хочет, я его не уговариваю.

     — А я бы вылечил вашего бегуна! — сказал мне твердо Иван Андреевич Леднев при очередной встрече. — Вы его прокоммутировали всего два раза. И оба раза обрабатывали точки только на больной ноге, а надо было в этом случае и на здоровой. Обязательно!

     В дальнейшем это замечание я, естественно, учел; Леднев же в лечении — великий мастер, хотя и без врачебного диплома. Уловил я позже и еще одну любопытную закономерность: при мигрирующих болях терапевтический эффект достигается быстрее, если заканчивать лечение в точке на спаде боли; боль то нарастает, то спадает — у нее вроде существует свой внутренний ритм.

     Убеждался я неоднократно и в поразительном эффекте общеукрепляющих точек... Раз из Читы проездом привела ко мне своего отца встревоженная дочка: еле передвигается отец, боль в пояснице и по ходу седалищного нерва справа. «Глядеть на его страдания не могу!» Я пролечил его. Он ожил. На следующий день зашел — все хорошо, но теперь левая нога болит (так бывает: сильная боль справа подавляла боль на левой стороне, а теперь, когда справа боль исчезла, левая начинает проявляться). Я повторил сеанс лечения точно по Ледневу — справа-слева, а толку нет. Боль слева никуда не делась. Тогда я подключил на левой голени точку «от ста болезней» — дзу-сань-ли. И боль прошла. Мгновенно!.. На обратном пути из отпуска в Читу дочь и отец зашли ко мне. Счастливые и благодарные: боль не возобновлялась, отец весь отпуск трудился у своей матери в деревне.

     Еще типичный случай, в какой-то мере поучительный. С махровым пояснично-крестцовым остеохондрозом и застарелой ишиалгией я лечил дома своего давнего знакомого по горным лыжам Георгия Б., очень возбудимого, нервного, издерганного человека, который, настрадавшись, никому и ни во что не верил. Лечу. Боль перемещается, мигрирует туда-сюда. Улучшение не наступает. Две недели отлечил по классической схеме иглотерапии, идет (после перерыва) третья неделя — толку нет. Пациент мой нервничает, шумит, но, к счастью, из упрямства ходит на лечение.
     Раз у нас с ним был такой забавный эпизод. Лежа на животе, он мне кричит: «Убавьте! Больно!» Я ток сбросил до нуля, а он: «Больно, говорю же!» Я совсем выдернул из гнезда лечебный электрод (конструкция того прибора это позволяла сделать), позвал свидетелей: «Смотрите, я же отключил!» Он все равно орет: «Убавьте, больно!» Такая у него была общая возбудимость и такая невероятно обостренная чувствительность самого больного нерва, что прикосновение обесточенного электрода он воспринимал, как нестерпимо сильный ток!
     И вдруг к концу третьей недели, когда и я веру почти что потерял, боли у него прошли. Он выздоровел. И стал буквально электроманом: чуть где ему кольнет — бежит ко мне: «Док¬тор, полечи!»

     Короче говоря, при проявлении упорства — со стороны больного и со стороны того, кто лечит — я не припомню случая, чтобы метод Леднева не помог страдающему остеохондрозом.

ТОНЗИЛЛИТ, ФУРУНКУЛЕЗ, НЕВРИТ

     И все-таки, чтобы там ни говорили, а главная практическая ценность ледневского метода для человека в том, что он избавляет от страха и страданий, лечит!

     Приведу сверх разговора об остеохондрозе еще два—три примера из собственной лечебной практики.

     Собрался я с сыном зимой в горы. Для этого в предельно сжатый срок провернул гигантскую работу. И вдруг за три дня до отлета на Тянь-Шань, когда уже вещи собраны и билеты на руках, свалил меня жесточайший тонзиллит с температурой 39,9 градуса. Вызвал я на дом участкового врача, к чему прибегаю крайне редко. Врач выдал мне больничный.
— Чем будете лечиться? — спрашивает.
— Приборчиком «Эледиа», — отвечаю (об электропунктуре врач знал, но относился настороженно). — Через три дня мне улетать.
— За три дня вы не поправитесь. Налеты — сплошь, подчелюстные железы, как сливы.
— Посмотрим, — говорю.

     Лечусь по шесть раз в день, благо время на лечение появилось. Лечебным электродом с «минусом» обрабатываю и распухшие миндалины прямо через открытый рот (кстати, никакого покалывания или жжения от тока во рту я не ощущал, хотя там и влажно, только помню от одной точки на миндалине шло щекотание, куда-то к уху, а где щекочет, там особо тщательно надо пролечить и «минусом», и «переплюсовкой»).

    Через три дня пришел к своему лечащему врачу «закрыть» больничный лист. Температура у меня нормальная, самочувствие хорошее.
— Невероятно! — говорит мой врач. — Осталась легкая гиперемия. Но я вам ехать в горы не советую. Остерегитесь.
— Ничего. Поеду. Приборчик-то со мной! — И укатил.

     Ночь в пути, по существу без сна: сначала в самолете, потом на старом «Москвиче» — в Оруу-Сай, но до места машина нас не довезла, забуксовала; дождь и грязь! Мы вылезли, взвалили на плечи лыжи, рюкзаки. Пошли. Через час промокли. Еще через час дождь перешел в сырой и крупный снег, потом — в морозный, мелкий. Сказка, если бы не мокрая одежда. К горнолыжной базе подошли к шести утра. Все спят. Стучать, будить неловко. К счастью — дверь открыта (были такие времена, двери почти никто не закрывал). Вошли в длинный коридор и, подсыхая, сидели в нем до восьми утра, пока обитатели не встали. А в десять — мы уже на склонах: вверх — на канатке, вниз — на лыжах, по дивной пушистой целине, под горным солнцем, которое разорвало ненастье, тучи!
     И у меня — никакого тонзиллита, осложнений, несмотря на эдакую ночь!

     Фурункулез — второй пример, который я хотел использовать для подтверждения мысли о нейротерапии. Раньше он часто донимал меня: стоит появиться одному — пошли фурункулы, карбункулы... Болел подолгу. Лучше всего в конце концов мне помогала аутогемотерапия. С ее помощью я все же выбирался. Теперь же, лишь вскочит характерный прыщ, воспалится в коже волосяной мешочек — возьму прибор Леднева, обработаю вокруг покрасневшего кружочка и в самую бело-зеленую головку... Все! Прыщ замирает и рассасывается. Достаточно одного или двух сеансов!
     Слабенький электроток отрицательной полярности справляется с фурункулезом!

     Неврит лицевого нерва. О нем — свои два слова. Когда мы заканчивали курсы по рефлексотерапии, наш преподаватель Юрий Петрович Макаров говорил: «По невриту лицевого нерва определяют класс иглотерапевта. В начале вашей практики не советую вам браться за него. Чуть не туда воткнешь иглу — усилятся боли, перекосит лицо... Пациент на всю жизнь вам будет «благодарен».
     До курсов, ничего не зная о коварстве неврита лицевого нерва, я избавил от него четырех больных. И сразу после курсов — еще трех! Одного тренера по горным лыжам Валентину Б. — за два сеанса на спортбазе: приезжал покататься, после катания лечил. А врачи ничего сделать не могли — рекомендовали оставить любимую работу «на холоде», перейти в залы. И вылечил я не потому, что уж очень хорошо лечу, а оттого, что приборчик «Эледиа» лечит по-другому: при лечении иглами из 30 точек надо выбрать пять—шесть «лучших» без ошибки, ошибся — еще сильнее перекосит, а при лечении ледневским методом я диагностирую все 30 точек и во всех «больных» — «минусом» восстанавливаю проводимость: достигаю как бы энергетического равновесия. Тут нет риска, нет гадания на кофейной гуще. Метод куда проще, доступнее, надежнее.

ПЯТЬ РАЗ ЗА ДЕНЬ...

     Я лишний раз убедился в удивительной эффективности приборчика «Эледиа», когда мне недавно «прострелило» шею: мучительная боль, не повернуться, отдает при каждом шаге... Привычная гимнастика не помогла. А мне на плечах нести внука в ясли за два километра.
     В течение трех минут, которые оставались у меня, пока внук досыпал в кроватке, я обработал себя по болевым точкам А-ши приборчиком «Эледиа». И сразу почувствовал облегчение. Боль притупилась. Отнес внука в ясли. Еще перед работой долечился в течение пяти минут (по не вполне восстановленным точкам). И весь день работал, позабыв о боли!

     А теперь прикиньте, сколько бы я потратил времени и сил, намучился, если бы с этими болями в шее обратился в «родную» поликлинику: поиск в регистратуре карты, ожидание в очередях, выклянчивание больничного листа, анализы и прочее — уму непостижимо!

    На следующее утро, правда, боль у меня возобновилась. Я снова мигом ликвидировал ее, умчался на работу... Так продолжалось три дня — боль утром появлялась... пока я не понял, от чего она? Из-за подушки! Недавно я сменил нормальную на слишком низкую и, когда спал на боку, опираясь плечом, моя голова как бы свисала, искривляя шею, нарушая в ней нормальное кровообращение, и этого вполне хватало, чтобы в моем больном позвоночнике к утру наступало обострение!
    Разумеется, смекнув, я обменял низкую подушку на нормальную и (к тому же) пролечился аппаратом основательнее — пять раз за день (взял «Эледиа» с собой на работу): как только боль возобновлялась в глубине — при поворотах головы, прощупывании пальцами — я тут же коммутировал себя по этим точкам с добавкой общеукрепляющих точек на конечностях.

Отредактировано Don (29.03.2017 22:25)

Здравствуйте, гуф Goodil!

     Побольше бы нам таких варваров!
     Игнорамус где-то писал, что резанные раны обрабатывал электродом изнутри, раздвигая края раны. Сразу прекращалось кровотечение и, вроде бы, заживали они за одни сутки.

     Успехов  Вам.    Дон.