-- Тебе  ничего не придется делать, - втолковывал шурин, -
ты только должен всем и каждому кричать в уши: "Я Наполеон!  ",
или: "Я Эмиль Золя! ", или: "Магомет! " если хочешь.
     -- А   вице-короля   Индии  можно?  --  доверчиво  спросил
Берлага.
     -- Можно,     можно, ... все      можно.
Значит-вице-король Индии?
...
Шурин  побежал  к  телефону  вызывать  карету,   а   новый
вице-король    Индии   снял   толстовку,   разодрал   на   себе
мадеполамовую сорочку  и  на  всякий  случай  вылил  на  голову
бутылочку   лучших  копировальных  железисто-галлусовых  чернил
первого класса. Потом он  лег  животом  на  пол  и,  дождавшись
прибытия санитаров, принялся выкрикивать:
     -- Я не более как вице-король Индии! Где мои верные наибы,
магараджи, мои абреки, мои кунаки, мои слоны?
     Слушая этот бред величия, шурин с сомнением качал головой.
На его  взгляд  абреки  и  кунаки  не  входили в сферу действия
индийского короля. Но санитары только  вытерли  мокрым  платком
лицо бухгалтера, измазанное чернилами первого класса, и, дружно
взявшись,  всадили  его  в  карету.  Хлопнули  лаковые  дверцы,
раздался  тревожный  медицинский  гудок,  и  автомобиль   умчал
вице-короля Берлагу в его новые владения.
...
Больница  оказалась  совсем  иной,  чем   представлял   ее
Берлага.  В  длинном светлом покое сидели на диванах, лежали на
кроватях и прогуливались люди в голубоватых халатах.  Бухгалтер
заметил,  что сумасшедшие друг с другом почти не разговаривают.
Им некогда разговаривать. Они думают. Они думают все  время.  У
них  множество  мыслей,  надо что-то вспомнить, вспомнить самое
главное, от чего зависит  счастье.  А  мысли  разваливаются,  и
самое  главное,  вильнув  хвостиком, исчезает. И снова надо все
обдумать, понять, наконец, что же случилось, почему  стало  все
плохо, когда раньше все было хорошо.
     Мимо Берлаги уже несколько раз прошел безумец, нечесаный и
несчастный.  Охватив  пальцами  подбородок,  он  шагал по одной
линии -- от окна к двери, от двери к окну, опять к двери, опять
к окну. И столько мыслей грохотало в его бедной голове, что  он
прикладывал другую руку ко лбу и ускорял шаги.
     -- Я вице-король Индии! -- крикнул Берлага, оглянувшись на
санитара.
     Безумец даже не посмотрел в сторону бухгалтера. Болезненно
морщась,  он  снова принялся собирать свои мысли, разбежавшиеся
от  дикого  крика  Берлаги.  Но  зато  к  вице-королю   подошел
низкорослый  идиот  и,  доверчиво  обняв  его  за талию, сказал
несколько слов на птичьем языке.
     -- Что? -- искательно спросил перепугавшийся Берлага,
     -- Эне, бэнэ, раба, квинтер, финтер,  жаба,  --  явственно
произнес новый знакомый.
     Сказавши   "ой",   Берлага   отошел  подальше  от  идиота.
Произведя эту эволюцию, он приблизился к  человеку  с  лимонной
лысиной.  Тот сейчас же отвернулся к стене и опасливо посмотрел
на бухгалтера.
     -- Где мои магараджи? --  спросил  его  Берлага,  чувствуя
необходимость поддержать репутацию сумасшедшего.
     Но  тут  больной,  сидевший  на  кровати  в глубине покоя,
поднялся на тоненькие и желтые, как  церковные  свечи,  ноги  и
страдальчески закричал:
     -- На  волю!  На  волю!  В  пампасы!  Как  бухгалтер узнал
впоследствии, в пампасы просился старый учитель  географии,  по
учебнику  которого  юный  Берлага  знакомился  в  свое  время с
вулканами, мысами и перешейками. Географ сошел с ума совершенно
неожиданно: однажды он взглянул на карту обоих полушарий  и  не
нашел  на ней Берингова пролива. Весь день старый учитель шарил
по карте. Все было на месте: и Нью-Фаундленд, и Суэцкий  канал,
и  Мадагаскар, и Сандвичевы острова с главным городом Гонолулу,
и даже вулкан Попокатепетль, а Берингов пролив отсутствовал.  И
тут  же, у карты, старик тронулся. Это, был добрый сумасшедший,
не причинявший никому зла, но Берлага  отчаянно  струсил.  Крик
надрывал его душу.
     -- На волю! - продолжал кричать географ. - В пампасы!
     Он  лучше  всех  на  свете  знал,  что  такое воля. Он был
географ,  и  ему  были  известны  такие  просторы,  о   которых
обыкновенные,   занятые   скучными   делами   люди  даже  и  не
подозревают. Ему хотелось на волю, хотелось скакать  на  потном
мустанге сквозь заросли.
     В  палату  вошла  молодая  докторша  с  жалобными голубыми
глазами и направилась прямо к Берлаге.
     -- Ну, как вы себя чувствуете, голубчик? -- спросила  она,
притрагиваясь  теплой  рукой  к  пульсу бухгалтера. -- Ведь вам
лучше, не правда ли?
     -- Я вице-король Индии!  --  отрапортовал  он  краснея.  -
Отдайте мне любимого слона!
     -- Это  у  вас  бред,  -- ласково сказала докторша, - вы в
лечебнице, мы вас вылечим.
     -- О-о-о! Мой слон! - вызывающе крикнул Берлага.
     -- Но ведь вы поймите, -- еще ласковей  сказала  докторша,
-- вы не вице-король, все это бред, понимаете, бред!
     -- Нет,  не  бред, - возразил Берлага, знавший, что первым
делом нужно упрямиться.
     -- Нет, бред!
     -- Нет, не бред!
     -- Бред!
     -- Не бред!
     Бухгалтер, видя, что железо горячо, стал  его  ковать.  Он
толкнул добрую докторшу и издал протяжный вопль, взбудораживший
всех  больных,  в особенности маленького идиота, который сел на
пол и, пуская слюни, сказал:
     -- Эн, ден, труакатр,  мадмазель  Журоватр.  И  Берлага  с
удовлетворением   услышал   за  своей  спиной  голос  докторши,
обращенный к санитару:
     -- ----{ По  имеющимся  у  авторов  сведениям,  на  карте,
которая   свела  с  ума  бедного  географа,  Берингова  пролива
действительно  не  было.  Отсутствие   пролива   было   вызвано
головотяпством  издательства "Книга и полюс". Виновники понесли
заслуженное наказание. Глава издательства был снят с  должности
и   брошен   на   низовку,  остальные  отделались  выговором  с
предупреждением.} -- ----
     -- Нужно будет перевести его к тем трем, не то он нам  всю
палату перепугает.
     Два  терпеливых  санитара  отвели  сварливого вицекороля в
небольшую палату для больных  с  неправильным  поведением,  где
смирно  лежали  три  человека.  Только тут бухгалтер понял, что
такое  настоящие  сумасшедшие.  При  виде  посетителей  больные
проявили  необыкновенную активность. Толстый мужчина скатился с
кровати,  быстро  встал  на  четвереньки   и,   высоко   подняв
обтянутый,  как  мандолина,  зад,  принялся  отрывисто  лаять и
разгребать паркет задними лапами в  больничных  туфлях.  Другой
завернулся  в одеяло и начал выкрикивать: "И ты, Брут, продался
большевикам! " Этот человек, несомненно,  воображал  себя  Каем
Юлием  Цезарем.  Иногда,  впрочем,  в его взбаламученной голове
соскакивал какой-то рычажок, и он,  путая,  кричал:  "Я  Генрих
Юлий Циммерман! "
     -- Уйдите!  Я  голая!  - закричал третий. - Не смотрите на
меня. Мне стыдно. Я голая женщина. Между тем он был одет и  был
мужчина  с  усами.  Санитары  ушли.  Вице-королем Индии овладел
такой страх, что он и не  думал  уже  выставлять  требования  о
возврате  любимого  слона,  магараджей,  верных наибов, а также
загадочных абреков и кунаков. "Эти в  два  счета  придушат",  -
думал  он леденея. И он горько пожалел о том, что наскандалил в
тихой палате. Так хорошо было бы сейчас сидеть  у  ног  доброго
учителя  географии  и  слушать  нежный лепет маленького идиота:
"Эне,  бэнэ,  раба,  квинтер,  финтер,  жаба".  Однако   ничего
ужасного  не случилось. Человексобака тявкнул еще несколько раз
и, ворча, взобрался на свою кровать. Кай Юлий  сбросил  с  себя
одеяло, отчаянно зевнул и потянулся всем телом. Женщина с усами
закурил  трубку,  и  сладкий  запах табака "Наш кепстен" внес в
мятежную душу Берлаги успокоение.
     -- Я вице-король Индии, -- заявил он, осмелев.
     -- Молчи, сволочь! -- лениво ответил на это Кай Юлий. И  с
прямотой римлянина добавил: -- Убью! Душу выну!
     Это   замечание   храбрейшего   из  императоров  и  воинов
отрезвило  беглого  бухгалтера.  Он  спрятался  под  одеяло  и,
грустно  размышляя о своей полной тревог жизни, задремал...
(Илья Ильф, Евгений Петров.)
|Читать