С какой стороны ни взглянуть на наше российское существование, отовсюду в глаза бросается одно и то же — неопределенность. И    неопределенность    эта,    как   с     «походом»    весы, причем «поход» только в одну сторону — на жизненный, так   сказать, минус. Поэтому мы хотя и не     знаем, просыпаясь по утрам, какую    новую    радиотелезаготовку нам     преподнесут на день грядущий, но знаем наверное — ни одна из    них не    обрадует. В результате    нас почти     приучили к    обвальному падению    элементарных    человеческих радостей. Зато, как своеобразную    издевку, что ли, практикуют другое — едва    ли не по   сотне раз в сутки   отправляют на «дешевые» курорты, в     развлекательные     шоу; кормят     сладостями: изо всех видео- и прочих     аппаратов     летит    пропаганда    отменного корма не только для нас, но и для наших братьев меньших — кошек и собак. «Сни- керсомания» и прочие атрибуты    райской жизни захлестывают    сознание    наших детей. И ни один печатный орган, ни ведущий, ни «дикторша» не доведут   до   слуха — толково, по-человечески — всю правду о том, почему, скажем, рядовая     картошка в районе подмосковного Подольска    осталась под снегом, а крупным птицефермам отказано в корме...
Взгляните на    пеший      московский Арбат! На    это    стечение   торгующих, кричащих    людей и гостей столицы, занимающихся чем угодно, потому    что многим     в сегодняшний    жизни   трудно   найти   себя,   опредепитъся.
Стоит ли говорить, что молодежь   в этой    неопределенности   главенствует. На том же Арбате чуть ли не ежедневно создаются, верней сказать, стихийно    собираются    целые поющие     отряды. Поглощая сникерсы, пиная     пустые банки из-под пива, они, как умеют, измываются    над  своим отечеством. Конечно, уровень творческих взлетов невысок, но ведь много крика, холостых    движений, пота, наконец.
Что дадут эти молодые люди своей России в недалеком будущем, кем станут? «Мельница-мельница, все перемелется...» Хочется, конечно, думать, что из сегодняшних, в частности арбатских, крикунов и вообще молодых   людей     нашего Сегодня выйдут вполне приличные граждане.
Проходя по Арбату, я ненароком     вспомнил      об одном    прекрасном    человеке, детские годы которого пришлись на войну, юность — на послевоенное    перволетье. В разговоре    со мной   Марина    Лаврентьевна    Васильева    сказала: «Известно, что страдания    делают    детей     взрослыми, а      юных — мудрыми. А     все    «вместе — цементирует     звенья    характера».
Древний город Велиж с пристанью на Западной Двине. Отец Марины — Лаврентий   Федосович — гоняет по реке    плоты и... играет на скрипке... Это в деревне-то! Да и скрипку сработал собственными руками. Как хотите, а скрипка эта не    топько     играла тогда, но и сейчас как бы говорит     нечто      необыкновенное об этом человеке... А потом — война. Лаврентия     Федосовича — на фронт. Мать Марины, Ксения     Логиновна, остается   с    пятерыми    детьми — тремя     кровными (у Марины — два родных брата) да    еще    Егорка — сын погибшей    под    бомбежкой односельчанки, Лиля — двоюродная сестра Марины, мать    которой    сражалась с    фашистами  в   партизанском отряде. А немец уже на задворках. И вся эта семья — малые дети и женщина — в общем вагоне- телятнике    едет    через  всю страну в     Новосибирск. А от этого города — в    сторону, в    райцентр      Болотное,    начальственные    люди которого     приютили женщину с детьми    в   деревне    Пушкаревке. Однако не    в    доме как     таковом, а     в пристройке  к    конному     двору — хомутной. Но, как говорится, нет    худа    без    добра, и Марине     довелось    воочию     видеть то, о чем писал     молодой   Есенин: как,   лишенные     материнского     тепла   «щенята     заползают   в   хомуты...».
Победу Марина встретила    восьмилетним ребенком, а   в    двенадцать лет уже была     звеньевой на    уборке льна. Чуть позже поступила    в Новосибирский    авиационный     техникум. Теперь   из    хомутной    ее   определили в     общежитие. Но ( в городе ни ей, ни девочкам   по койкам   практически    нечего   было   есть. И Марина ездила к матери в деревню в надежде хоть    что-то   привезти. Однажды   в     сорокаградусный    мороз на     санях-волокушах, которые    тянул трактор, жестоко    обморозилась. Уже в деревне ее    вытащили    из    саней     и... окунули    в   бочку     с     ледяной    водой. Два     месяца   пролежала    в   больнице, думала    все — с техникумом, авиацией, о    которой    мечтала    днем   и    ночью, будет    покончено. Но, пролежав в больнице, что называется, оклемалась и   вернулась в     город, в    общежитие, а если     совсем       коротко — в строй (это слово было тогда в ходу даже среди девочек).
Марина училась в техникуме, а по    вечерам    ездила в    аэроклуб, прыгала с     парашютом, надеясь   стать летчиком- спортсменом. Она и     станет им, но это будет     позже, а    раньше в ее жизни     произойдут    события, которые     запомнит    она    на всю жизнь. Как-то она поехала к матери. «Приезжай, дочка, я приготовила    вам     сверточек»,— было в письме из Пушкаревки. К слову сказать, в комнате, где жила Марина, на продукты    был     натуральный     коммунизм, то есть     содержимое    посыпок   делилось на всех, и    Ксения Логиновна, надо      думать, знала     об этом, когда     писала     «я   приготовила вам    сверточек». Но Марину в поездке к матери ожидал     другой,   не    менее   ценный сверток. Вот что напишет много    позже   она сама, вспоминая    тот    весенний день: «Пассажиры, ждавшие     наш     поезд, бросились   к вагонам, началась толчея. Стоя у     самой двери, я     глядела на   бесновавшуюся   толпу, и вдруг  над     нею    увидела     меховой     сверток, это     был малыш, которого    мать   держала на    высоко    поднятых руках, боясь обронить в давке. Увидев    меня      в проеме двери, она громко      закричала: «Возьмите, да    возьмите   же    ребенка, помогите!» Я рывком, чуть    не    выпав из вагона, наклонилась, выхватила     из     слабеющих    рук маленького, и устремилась на свободные места, в надежде, что    мать сумеет   сесть в   вагон и сразу найдет нас.
Малыш закряхтел, завозился, я развернула      сверток из оленьих    шкур и взору    представилось    черноглазое     создание, смело глядящее   на     окружающих и     показывающее    в   веселой улыбке    два зуба. Бушевала     весна, а он был   в   меховом чехольчике, похожий   на         олененка, и одна из старушек, сидевшая        напротив, так и сказала: «Ах ты наш оленено- чек!» Так    и    остался    он для меня «Олененком».
Милиция безуспешно     разыскивала      мать. Вахтер     общежития    вначале    наотрез    отказался     разрешить Марине   проживание    с ребенком, и    лишь    потом       усовестили, уговорили. Так    и     жил «Олененок» в   комнате с    Мариной и  другими девушками.
Однажды, возвратившись    с     аэродрома, Марина      забрала   у     Доры Ивановны Игумновой (эта женщина с первой встречи с «Олененком» прониклась к нему заботой и любовью) малыша, играла с ним, катая его по      комнате на спине. Но вот отворипась дверь, и    в      комнату    буквально     влетела — другого     слова не подобрать — совершенно обезумевшая    женщина, она    схватила на руки      мальчика      и ...стала падать   с ним навзничь. Ее поддержали подоспевшие мужчины — начальник мипиции и дежурный по общежитию.
— Я вначале растерялась,— вспоминает Марина Лаврентьевна,— а затем и обиделась. Как же так можно, не поздоровалась, не глядит на меня, словно я совершила      какое-то преступление. И только теперь, когда я сама мать, я понимаю ее.
Я, как могла, стала успокаивать маленького, и только тут, мать упав на колени, стала целовать мне руки, бессвязно обещая никогда не забывать меня. Мы обе плакали. Я радовалась за     Галину Щетинину, так звали ее, и страшно переживала, что теряю «Олененка» — Олега, которого считала уже своим сыном...
Этой же весной в ее жизни произошло еще одно событие: встреча   с     Павлом. Познакомилась она с ним еще зимой. А вот встречу как таковую все откладывала — уповала на экзамены,    авиапрыжки, но, естественно, умалчивала о главном — не     давал     «свободы» «Олененок». А признаться   в этом    Павлу    Романовичу     Поповичу и не помышляла. В одну из    весен     можно было наблюдать    такую картину: впереди    торопливо   идет    девушка с букетом полевых цветов, за     нею, на почтительном расстоянии, вприпрыжку      поспевает     около    десятка    веселых девушек, которые время от времени    передают   друг   другу на руки   малыша. Девушка с букетом     подает знак подругам,   те останавливаются, потому что на привокзальной      площади, у    трамвайной     остановки, стоит молодой человек в курсантской форме.
Подойдя к нему со спины, Марина говорит:
— Здравия     желаю, товарищ истребитель!
— О, товарищ пилотесса! — произносит Попович, желая обнять девушку, но тут   же     отстраняется    протянутым к нему букетом ромашек.
«Я очень люблю,— сказала мне Марина Лаврентьевна,— эти цветы — маленькие солнышки-ромашки. Это — цветы летчиков, спутники  их    судеб. Мы не гадаем на них: быть или не быть, любит — не любит, мы просто по-настоящему привязаны к ним за их неприхотливость».
А тогда от подаренного      букета Павел, что называется, онемел. Он   держал   его в   руках и молча глядел на девушку... Много лет спустя, когда предстартовая    комиссия     разрешит   Павлу Романовичу взять в космос    самое    дорогое, он возьмет    с  собой эти     засушенные    цветы, фотографию    жены    Марии и двоих детей.
Они полюбили друг друга и не знали, что от этой весенней «ромашковой» встречи пойдет отсчет их   пятилетней разлуки. Ему   предстояли недолгие     сборы на Дальний Восток, а ей после защиты диплома — работа на заводе «Коминтерн» в Новосибирске, а через два года — Саранское летное училище.
Пилотесса! — часто будет говорить ей Павел Романович, и это всегда по-настоящему будет ей нравиться.
Она стала профессиональным летчиком. Надежность и бесстрашие в полете, доброта к людям, общительность на земле — вот штрихи ее характера, ее человеческой сущности, о которых говорят все, кто знает эту удивительную женщину.
Она «учила летать» многие самолеты — Ан-8, Ан-28, Ан- 32, Ан-72, была командиром экипажа тяжелого самолета Ан-12, а после него и крупнейшего тогда в мире самолета- супергиганта — Ан-22. Эта    «летающая    пушинка»    бывает   не очень    удобной     в    управлении, если, скажем, отказал    хотя   бы один    двигатель. Усилие на штурвал при этом достигает     40 килограммов, а на педали — до 100!
Летная семья Поповичей     продолжала   свое  крылатое дело, их   любило    небо, к    ним благоволила    Земля. Марина Лаврентьевна, испытывая новые машины, заявила о себе с самой лучшей стороны   и    была     направлена в     группу космонавтов. В тренировках дошла до самого последнего этапа, все было нормально, и вдруг комиссия пришла к мнению, что будущая      космонавтка      «дышит часто». Вспоминая те   далекие уже теперь годы, Марина Лаврентьевна говорит:
— Я сама удивилась: отчего это я задышала часто?! Обращалась к специалистам — к одному, другому — и везде натыкалась на глухую стену молчания...
Когда она объявила голодовку, один из высоких руководителей медицины сказал ей, что дело не в дыхании, а в полученной свыше директиве.
Читатель, конечно, без труда вспомнит, кто тогда    был     Первым. Этот человек, наметивший     «оттепель»,    любивший размахивать     шляпой, «подмахнул»   и   в    космическую    путину    свою   директиву. Казалось   бы, все     было    на стороне М. Попович — летный стаж, профессионализм, здоровье. «Нет,— сказал тот человек,— полетит незамужняя...»
— А я по наивности и не знала, что нагрузка на мое дыхание шла не из барокамеры, а вон откуда...— подытожила Марина.
Однако этот итог имел свое продолжение. Известно, что в космос полетела другая «Чайка». Вернулась     героиней, первой     «космической      женщиной». И не то чтобы по-другому стала глядеть на подруг по команде, на ту, которая по праву     должна      была     лететь     первой, а вовсе    отстранилась.
Понятно, другие заботы. Прошли годы и вдруг «Чайка» проявила интерес к М. Попович в совершенно  Земной ситуации.
Дело в том, что детские годы дочерей     Поповичей, особенно     старшей — Наташи,— пришлись на период напряженной     испытательной    работы      супругов. И прежде        всего — Марины Лайрентьевны. Валентина Владимировна Терешкова, получившая     пост     председателя Комитета советских женщин, неожиданно     прониклась   поистине   материнской     любовью к старшей дочери Поповичей, которая находилась    в     специнтернате   на Шаболовке. Терешкова     категорически        потребовала — ни больше, ни меньше — отнять у матери ее ребенка на том основании, что та не уделяет дочери      внима¬ния,      «мотается по небу»    и      напрочь забыла, что у нее творится на Земле...
«Используя       наметившийся разлад в    моих      отношениях с мужем,— вспоминает М. Попович,— и будучи человеком       о-о-очень «заботливым», она объявила, что я не в    состоянии     обеспечить    ребенку    правильное  воспитание. А в этом, оказывается, кровно       заинтересована... сама Терешкова как   председатель  женского комитета!..»
Словом, космическая «Чайка» собрала женсовет и предложила определить ребенка Поповичей в... детский дом. На всякий случай Терешкова заручилась подписями жен    летчиков и    кандидатов   в   космонавты. Считала, видимо, ход беспроигрышным — один     прозрачный намек, что в случае отказа     полет мужа    может и не состояться, решал порой вопрос, как говорят, с ходу...
Обидно, конечно, что     люди, подобные «Чайке», тоже, кстати, не     из «привилегированного» общества, поступают подобным образом. Летчик-испытатель     Марина Попович не может воспитывать ребенка! Как будто у нее не   было великого примера — ее     матери, воспитавшей    и    своих   и    чужих детей, как будто, наконец, у самой М. Попович каменное сердце, а    не то — горячее и отзывчивое, позволяющее ей быть человеком среди людей, идти    им    навстречу, забывая порой о себе.
Отнять ребенка у матери заботливой «Чайке» не удалось, однако     сколько горьких минут на земле, да и в небе пережила     в ту пору М. Попович. Но    высокому     собранию оказалось недостаточно     ситуации с ребенком, и было направлено       письмо-требование   к    Главкому     ВВС маршалу    К. А.     Вершинину с     просьбой     уволить летчицу из армии. Тогда прибывший в связи с этим скандалом к Главкому командир Марины    Лаврентьевны   генерал А. Г. Терентьев    заявил Вершинину, что он немедленно уйдет с должности, если жизнь его летчика будет перекраивать женсовет.
— Спасибо     людям, поддержавшим     меня в то     трагическое время, когда моя правая рука все     чаще     сжимала в боковом     кармане     куртки     пистолет,— говорит летчица — Я не забыла этих людей. О генерале Терентьеве я уже вам сказала. А еще    дублер Терешковой     Ирина     Баяновна     Соловьева... Она, поддерживая меня, рисковала      очень многим. А Валентина Яковлевна Комарова! Эти и многие другие люди, как могли, успокаивали, указывали на абсурдность ситуации, говорили, что все     непременно    станет   на    свои места... И теперь, когда жизнь    преподносит     сложности, я всегда вспоминаю то трудное и прекрасное время, когда поверила в себя и раз и навсегда определилась как личность, если хотите. В такие минуты память возвращает мне лица моих дорогих собратьев по небу. Нас было восемнадцать человек, летчиков-испытателей, пришедших     на эту      работу вместе    со    мной в    начале 60-х годов. Нужно сказать, что каждый     из ребят сделал    очень    много   для    совершенствования   крылатых    машин, для развития    авиации в самом широком смысле. Шестнадцать    погибли при    испытаниях, один умер     через три    дня    после   окончания полета. В живых   осталась   я    одна... И считаю     своим     долгом     делать все    возможное    для    увековечения   памяти    моих товарищей. Многие из них были не только великолепными специалистами, но и      одареннейшими    людьми. Сколько лет пропетело, а ребята так живы в моей памяти, так дороги... Вот Саша Кузнецов. Имел два высших образования. Человек удивительного      таланта, настоящий    поэт в     своей работе. Виталий     Жуков. Великолепный музыкант, спортсмен. Он пришел к     нам   из    морской авиации. Заслуженные     летчики-испытатели     Сталь Лаврентьев, Юрий Рогачев, Герой Советского    Союза   Николай        Стогов — они отдали все, что могли, своему делу. Даже жизнь.
То же необходимо сказать и об ученых. Ну    как   не   знать, например, имени нашего   выдающегося   соотечественника Юрия     Кондратюка? Хотя  вся     жизнь и даже      смерть этого удивительного    человека   до    сих   остаются    неразгаданной тайной, его пионерские работы по теории    космических     полетов и сегодня, спустя     более полувека после их создания, играют     самую     существеннейшую    роль в     исследованиях      ближнего и     дальнего Космоса. Как      не помнить    имени    академика     Б. Н. Юрьева, основоположника     нашего    вертолетостроения! Или академика   А. Б.    Мигдала, бывшего не только выдающимся физиком, но и замечательным художником, скульптором, да еще и отважным горнолыжником и альпинистом! Безусловно, такие люди всей своей жизнью заслужили и известность, и самое широкое признание.
Вот и осталась я одна из восемнадцати...
Полковник авиации летчик-испытатель М. Попович установила 101 мировой рекорд на различных самолетах отечественной конструкции. Она — героиня книги рекордов «Пари»: единственный в мире летчик-испытатель, установивший такое невероятное количество мировых рекордов. За испытание и серию рекордов на     самолете-супергиганте Ан-22 удостоена высшей награды ФАИ (Международной авиационной федерации) — Большой золотой медали. Эта редкая и самая почетная      награда у авиаторов. Она    присваивается    лишь раз в четыре года. Вместе с медалью Федерация вручает 25 тысяч долларов. Рекорд     состоялся      не   вчера — по тем      временам    это   были    огромные деньги,   поэтому       они и ушли в     какие-то    фонды     родного государства. Все   до      копейки. А М. Попович не     разрешили    даже    съездить, чтобы получить     медаль. За нею     отправипся     какой-то      генерал. Потом он    передал     награду     другому генералу, а тот       заболел... Словом, медаль летчица получила более чем через год.
Известно, что у нас, как и   десятилетия    назад,    девушек в летные училища не принимают — государственный запрет... И поэтому особое «почтение» к себе Марина ощутила не только на пути в авиацию. Так, ее собственная, чисто испытательная, работа       закончилась... неожиданным    представлением к    званию Героя Советского Союза. Причем   летчица даже ничего не знала    об этом «представлении». О нем стало известно лишь из    приказа... об увольнении. Тогдашний Главком ВВС маршал П. Кутахов    был     возмущен, что женщина      до сих пор   работает    испытателем. На представлении    к     награде     маршал    начертал: «Уволить!»
За этим последовал экстренный приказ:    обспедовать и комиссовать, и М. Попович в    два часа ночи была направлена   в     госпиталь     для «оформления      прощания» с любимой     работой, к которой  шла через такие тернии...
Из огромной серии рекордов «самый-самый» в ее памяти тот, что был в августе 1965-го. На дальность. Был понедельник. 13-е число. На высоте 20 тысяч метров самолет попал в так называемое струйное течение — попутный ветер, который на такой высоте случается очень редко. По данным метеорологии — раз в 200 лет! Струи непогоды неслись с бешеной скоростью. Уже последовала команда    приводнить    тяжелую машину на поверхность    озера, но летчице удалось- таки сесть на аэродром, правда с уже совершенно   пустым     баком. Двигатели   заглохли на    пробеге. Ну как не запомнить такой полет! За него М. Попович была удостоена     диплома    имени     Пауля Тисандье — французского     воздухоплавателя и     премии 10     тысяч долларов, которую на этот раз она отдала сама — на памятник погибшему летчику-испытателю и     его     экипажу (на эти средства специальный международный фонд ставит памятники погибшим испытателям).
Сейчас в Центре венчурных (рискованных) технологий она вместе с группой специалистов занимается изучением торсионных полей и возможных перспектив торсионных двигателей.

М.Шутов
|Читать

Во время командировки в Англию в 1960 году мне   добведось побывать в Бристоле, в лаборатории пользовавшегося мировой известностью    нейрофизиолога Грея Уолтера. Многое из его научных находок вошло в золотой фонд нейрофизиологии человека. Специалисты     знают их и ценят, многие    неспециалисты читали и слышали о Грее Уолтере в связи с его «черепашкой» — тогда очень новым, хотя, по    сегодняшним     меркам, несложным    кибернетическим  устройством.
Однажды в лаборатории зашла речь   об эпилепсии, о том что именно в   электроэнцефалограмме    является наиболее веским указанием    на    местоположение    в мозгу    эпилептогенного    очага. Грей Уолтер имел по этому поводу свое мнение, и, как пока¬зала      практика хирургии эпилепсии, наиболее верное. Имел он свое мнение и по поводу лекарственного лечения эпилепсии.
— Дилантин,— говорил он,— единственный   истинно    противосудорожный препарат. Он особенный препарат, ибо действует    непосредственно    на саму    измененную    нервную клетку. Действие    большинства других препаратов — косвенное.
Лечение    эпилепсии, как     известно, чаще всего комплексное. Дилантин — один из основных, но не единственный элемент этого    комплекса, поэтому    тогда    я не   придала особого    значения    этому    разговору   и    вспомнила    его   только в 1972 году во время поездки в США. Один из организаторов программы      моей командировки, известный     биохимик С. Богош, предложил     мне     встретиться    с     «интересным, очень   нестандартным   человеком».
— Видите ли, этот человек,— сказал С. Богош,— некто   Джек     Дрейфус, миллионер, преуспевающий    бизнесмен, который увлечен    одной   медицинской       проблемой. Он уделяет ей все больше времени и средств, даже     создал для    этой    цели    медицинскую  организацию.
Я познакомилась с    мистером    Джеком    Дрейфусом   и   от него впервые услышала о том, что признанное противосудорожное средство, дилантин, оказывается, помимо эпилепсии, высокоэффективным при большом числе других заболеваний.
— Дилантин,— говорил убежденно Джек    Дрейфус,— не только противосудорожное лекарство. Оно эффективно, может и должно    применяться    при    целом   ряде других заболеваний нервной системы — и не только ее. При очень многих заболеваниях этот препарат очень, очень нужен многим больным.
Я    ответила, что все это слишком    хорошо, чтобы  быть    правдой. Однако     вреда не будет, если   я   попробую кое-что проверить у себя в Ленинграде. (Замечу, что наш опыт использования    дилантина при расстройствах   функции      гипоталамуса     оказался    очень      успешным, а     научные исследования     выявили; новые     механизмы    действия   дилантина   на нервную клетку.)
Естественное, недоверие    рождало     настойчивое     повторение    «многих, многим». Нет    и   не   может    быть  вечного двигателя,    нет    и    не    может    быть     панацеи — одного   средства    против    всех    болезней. Речь, однако  ,   и    не   шла о лечении       всех    болезней. Речь     шла    о препарате   очень   широкого, скажем   так— сверхширокого    спектра   действия. Именно по этому поводу   я   и   вспомнила    слова   Грея    Уолтера    о    дилантине: «...особенный   препарат, действующий   на саму нервную клетку...»
Дифенилгидантоин,  или     фенитоин,     известный в     США как       дилантин (будем так называть его и мы — как в книге), в других    странах — под   другими    названиями и у нас    как    дифенин, был     определен   еще   в   1938 году как   противосудорожное       средство,   антиконвульсант. С     тех пор   множество    исследований    электрической     активности     мозга    больных    людей   и     экспериментальных      животных      убедительно    подтвердило     противоэпилёптическое     действие       дилантина. И только    долгие     годы     спустя     приходит     переосмысление    виденного.
Не   будь    на   дилантине     штампа       «антиконвульсант»,        исследователи,     вероятно, иначе     расставляли   бы    акценты.   Препарат      прежде       всего      способствует     нормализации     измененной     электрической     активности      нервных    клеток   и   в    связи с этим, в частности, может     служить     антиконвульсантом. Дальнейшие       работы     показали, что    действие     дилантина        нервными     клетками     не       ограничивается. Но    до     осознания    этого     должны    были      пройти     долгие     годы хождения      по     мукам, накопления   и    анализа      медицинского    и   научного     материала, описанные       Д. Дрейфусом    в     его           увлекательной      книге «Замечательное    лекарство     недооценено».
Книга     была    издана     первоначально    в США в    1981    году и     переиздана уже    в 1982 году в пересмотренном и   дополненном варианте.
Что же это за книга, зачем она написана автором? Д. Дрейфус    предпосылает    своей книге обращение к президенту Соединенных     Штатов      Рейгану, где      пишет, что    эта     книга — последний    и     наиболее     сильный      аргумент в его борьбе с той    рутиной      американской      бюрократии, с той материальной        несамостоятельностью       американской медицины, которые     стали      ватной     стеной    на     пути    коммерчески   невыгодных  решений.
Однажды (а именно в 1957 году) преуспевающий, жизнерадостный, спортивный, ранее     практически     бесстрашный      человек, Дрейфус     внезапно    почувствовал     себя      необычно. У    него     появились      страх, раздражительность, депрессия и целый ряд других     проявлений (невроза. — Н. Б.). В     мозгу     постоянно     роились     не      подчинявшиеся     контролю     мысли, рожденные страхом    и    рождающие     страх. Реальных     поводов     пугаться    не     было, страх     жил   в мозгу Джека сам по себе, привязываясь     ко всему и    привязывая    все    к     себе. «Что-то    должно     случиться, все    страшное, что    случается    в мире, имеет ко   мне самое    прямое    отношение». Жизнь     заполнилась     неадекватным, неаргументированным, субъективно трагическим    состраданием — к      воображаемой     неудаче      случайного       встречного и     к     лежащей    на   дороге    сухой ветке. Прибыльное    дело, ранее      захватывающее      Дрейфуса, и     связанные    с ним     заседания     стали   только    раздражать. Преуспевающий     делец Уолл-стрита, глава    фирмы    в     43 года     вынужден    почти    совсем   оставить дела. Вместо спорта и пляжа в     Майами — психотерапевтические    беседы      с      врачом, помощь     которого    состоит    лишь   в     назначении    снотворных     и    выслушивании    рассказов      пациента   о    воображаемых    бедах...
Эти  беседы     становятся     центральными    событиями    в жизни Дрейфуса. Живущий по соседству с приемной врача, он выходит из дому за час до приема и      слоняется    по улицам в     ожидании      наиболее     спокойных    минут в    его  беспокойном   существовании.
Из    тяжелых, мучительных    дней     медленно   слагается   год.
Многим из нас знакомо это чувство: более или менее     четко      сформулируешь задачу — и как будто забудешь о ней, а через какое-то время (хотя, конечно, далеко не всегда) рождается       решение. Дрейфус     сформулировал        задачу:   на    что    похоже то, что     происходит    со    мной? Через      некоторое     время    его    память      извлекла    из     своих кладовых       события, позволившие ему по аналогии предположить, что    в    его    мозгу      что-то неладно с электричеством. Он      видел    однажды    судороги больного эпилепсией, похожие, по его мнению, на результат электрических разрядов. Больного     лечили      дилантином. Дрейфус     консультируется    со      своим     врачом: можно    ли     ему      попробовать      лечить     «электрическую     поломку» в своем мозгу    дилантином?
Действительно, невероятно     удачное      сочетание     событий — и    помощь    памяти, и     сделанный    Дрейфусом   вывод, и знание    им    только   одного     «противоэлектрического» (противоэпилептического!) средства, и      реакция   врача. «Попробуйте,— сказал    тот.— Не    думаю, чтобы    это    Вам    помогло, но, во    всяком случае, не    повредит». Подчеркну, что Д. Дрейфус тогда понятия   не    имел    о том, что    в нашем      организме и мозге      текут электрические процессы. Сейчас о многих нейрофизиологических      процессах    с      ним    можно    говорить    на   вполне    профессиональном    языке.
Лекарство    было     прописано, принято    на    ночь, и    утром   как    будто    ничего не произошло. Но    почему-то   в этот день дела     не       позволяли        выкроить     время для      психотерапевтической        беседы. И    в    последующие дни — тоже. К концу недели Д. Дрейфус     понял, что дела       снова стали      важнее      бесед с       врачом, и те    не    нужны   ему   больше. Вот это «как     будто    ничего    не произошло» характерно для    действия      дилантина, об    этом     много говорится в разделе психологического       обоснования     его       эффекта (в главе «Одночасовой тест»). Это     связано, в      частности, и    с отсутствием     у     дилантина    седативного (успокаивающего) эффекта.
Подчеркну, что     предпринятое      Дрейфусом      сначала    с    собой, а затем     с     несколькими      близкими     ему людьми, было сделано не в форме     самолечения    или      непосредственных       рекомендаций      больным, а     после     разрешения и в точном     соответствии    с    прописью      врача. Дрейфусу     в   это    время         принадлежали «лишь» идеи нетривиального взгляда на свое состояние   и    нетривиального    использования       дилантина. Первый     период хождения по мукам кончился для   Дрейфуса   в    тот     день, когда    он    впервые    принял    дилантин.
Отметив      целительный     эффект дилантина    у    себя    и    у    шести своих знакомых, Дрейфус начинает рассказывать врачам, а далее   и     ряду      ведущих     представителей      департамента       здоровья о своем опыте. (Он и не представлял себе, что это было началом его второго и гораздо более длительного— почти       двадцатипятилетнего! — периода хождений по мукам, хотя         субъективно (благодаря лечению!) гораздо     легче        перенесенного.) Врачи    и     деловые люди благодарят его, и... ничего   не    происходит. Дрейфус, переживший       субъективно     очень     глубокую      трагедию       невроза, верил, что стоит     врачам    и     руководителям здравоохранения услышать     о     новых       возможностях     уже    известного малотоксичного      лекарства, как    оно    заживет   новой   жизнью. Он натолкнулся на доброжелательную глухоту...
Для     этой глухоты были, конечно, и     субъективные и       объективные       причины, среди      которых     важнейшими были две. Во-первых, вера в то, что     единственная       правда    о       препарате     записана     в         руководстве, определяющем      в США применение лекарств и     пищевых      продуктов: дилантин — антиконвульсант. Во-вторых, и    это     главное, невыгодность применения      уже дешевого к этому времени лекарства: семнадцатилетний     срок     больших прибылей, устанавливаемый     в     США для      новых     лекарств, давно        истек — и    для       производившей    дилантин     фирмы       Парк-Девис, а    отсюда и   для   врачей.
А    далее     развивается    цепь   событий, занимательно   и   порою    с мягким     юмором    описываемая    автором    в   различных    главах     книги      «Замечательное лекарство недооценено». Борясь за использование в медицине    дилантина, Д. Дрейфус создает     свою медицинскую       организацию «Дрейфус Медикэл Фоундашн» (ДМФ), президентом    которой он становится, сохраняя      вначале     свои     прежние     дела, а     затем,   по     крайней     мере    на    время, отказываясь от них в пользу ДМФ.
Цель ДМФ — организация     фундаментальных и       прикладных      работ по      изучению      механизмов действия и возможной     сферы     лечебного     применения      дилантина,    выяснения     всего,    что «за» и что «против» этого препарата. Еще до написания книги дважды    обобщаются     результаты      исследований   и    все    то, что зависимо   или      независимо от ДМФ     опубликовано о        дилантине. Во    втором    издании    книги     представлено    третье, дополненное    обобщение работ по       дилантину. В     этом    третьем      обобщении        проанализировано 2270(!) работ, появившихся    более чем в 50 медицинских   и     научных    журналах с     1938 года — года    первого    рождения     препарата. Трудоемкость и прямая трудность     задачи     усугублялись    тем, что во многих     статьях    название     препарата     не    стояло в    заглавии и даже не было ключевым! Постепенно создавались предпосылки для нового, широкого использования эффективного и в терапевтических     дозах     малотоксичного    старого     лекарства. Последнее     очень     важно, так     как    мы    хорошо знаем, что нередко новые препараты, рекомендуемые    первоначально  как малотоксичные, со временем     проявляют себя   в    противоположном       качестве.
Освещению работ в области   базисных     механизмов      действия     дилантина     посвящено   в книге Д. Дрейфуса 100 страниц. Показано, что     препарат     стабилизирует     биоэлектрическую      активность    в     тканях, в       группах    клеток, в одной     клетке   и   в    разных    зонах       клетки. Этот  эффект     наблюдался   в    головном и     спинном    мозге, в ганглиях, в периферическом    нерве, в нервно-мышечном       синапсе, сердечной     мышце, в волокнах       Пуркинье    в     сердце, в    гладких мышцах    кишечника. Действие   дилантина     проявляется   у    позвоночных   и    беспозвоночных   и   достигается   независимо от того, вызвано ли нарушение     биоэлектрической     активности    электрическим    или    химическим    способом.
Дилантин      регулирует:
— транспортировку    натрия, калия, кальция, а    также    внутри- и    внеклеточную их  концентрацию;
— секрецию    инсулина    и   уровень   сахара  в  крови;
— обмен     ацетилхолина   и     кортизола;
— динамику     дофамина, серотонина,  гамма-аминомасляной    кислоты;
— секрецию окситоцина, вазопрессина, ренина, антидиуретического гормона.
А также:
— влияет    на  ионные    каналы   нервной   клетки;
— способствует     сохранению   в   клетке   энергетических   веществ;
— воздействует   на   циклические    нуклеотиды;
— повышает   в крови    концентрацию    липопротеидов   высокой  плотности;
— снижает   токсическое    действие   более   чем   тридцати  веществ;
— улучшает восстановительные процессы в различных тканях.
— (Все это, разумеется, относится  к    малым, терапевтическим дозам препарата. Большие дозы, превышающие терапевтические, могут    вызвать, особенно     у    лиц   с    поврежденной  печенью, нежелательные эффекты.)
Такая       многоплановость      лечебного       эффекта     дилантина     может    быть   понята    именно на основе результатов фундаментальных    работ, освещенных   в    книге      Д. Дрейфуса.   Регуляторное    влияние   препарата    на   биоэлектрическую активность     различных    клеток — основа     его     стабилизирующего     действия, которое,    в    свою    очередь, служит    основой его    терапевтического    влияния    и    проливает    свет  на    широту   его    спектра. Бытовавшая     ранее    формула «один симптом — одно     лекарство» не   может    быть    применена   к     оценке    лечебных   возможностей    дилантина. Это   краткое  резюме механизмов    действия     дилантина      базируется   в   книге    на   анализе     результатов     более чем 450 опубликованных собственно   научных   работ.
И     если    достижения    фундаментальных      исследований    в    известной    мере    раскрывают    секрет    широты лечебной эффективности дилантина, то эти исследования, по-видимому, целесообразно продолжать. Так, дилантин     действует на измененную     клетку    и    не трогает здоровой. Он     исключительно    хорошо    совместим   с    самыми     различными     другими препаратами (а    отсюда    в    практике    может    использоваться   и   как    основное    и    как    дополнительное    лечебное   средство). Эти    и     многие    другие    аспекты     нуждаются   в    дальнейшей    расшифровке.
Как я уже отмечала, некоторые    молекулярно-биологические     исследования    были     проведены у нас, в Институте эксперименальной медицины АМН СССР. Они      обнаружили      влияние     препарата на так называемые глютаматные рецепторы    в    центральной    нервной системе, причем эффект    проявлялся    при    оптимальной    концентрации   в   среде ионов кальция. Это    позволило   предположить, что     глютаматные     рецепторы, связанные   с    регуляцией    трансмембранного транспорта    натрия   и    калия   и   таким     образом    с     возбудимостью    нейронов, являются   одной  из   мишеней  дилантина.
Широкий    спектр   действия     препарата  на   нервные     клетки   и   его   сравнительно    малая    токсичность    явились основанием   для     лечебного     применения    препарата    при    так     называемых     диэнцефальных, или, точнее, гипоталамических, синдромах     различного    происхождения. Клиникофизиологические      исследования    в    процессе   лечения      дилантином     были     проведены   у     120 больных. Лечение     продолжалось    от    2 до   6 месяцев, а    иногда    до    года и более. Терапевтический     эффект в виде исчезновения, урежения    или ослабления так называемых вегетативных      пароксизмов, уменьшения   или     исчезновения    головных      болей, если     они    были   раньше,    наблюдался    через    10—14 дней   от   начала лечения. В    зависимости     от     тяжести      заболевания    эффект      лечения    варьировался   от    практически    полного   излечения (72%) до   отсутствия    результатов (5%). Следует   отметить, что    наименьший   эффект    наблюдался при отчетливом органическом поражении мозга.
Но   вернемся   к   книге      Д. Дрейфуса. В     ней    приведен     список    заболеваний, при    которых    эффективен    дилантин. В него   вошли    и     те     болезни, где   этот     препарат     может    быть основным и      единственным     средством     лечения; и те, при которых он может быть основным, но не единственным лечебным средством; и те заболевания, когда он может быть дополнительным лечебным средством. Так, например, при    ряде    эмоциональных      расстройств, при    неврозах     дилантин, по- видимому, во   всех     случаях    может      явиться     основным   и     единственным     лечебным средством. Именно так его использовал автор книги.
Как    это   ни     парадоксально (особенно для неспециалистов), но именно    при     эпилепсии    дилантин, хотя и может быть основным, но    не    является     единственным     препаратом, чаще    он     применяется    одновременно   или     последовательно в комплексе с   другими    лекарствами, чему      благоприятствует    его      хорошая    лекарственная     совместимость. А при таких болезнях    нервной     системы, как     паркинсонизм, дилантин может     применяться     как       дополнительное     средство, не только лечебное, но    и    регулирующее     нежелательные    токсические     эффекты   «собственно»  антипаркинсонических     препаратов. Вторая    часть    книги     выиграла    бы    по    убедительности   (для врачей!), если   бы  такая   дифференцировка   была хотя бы намечена. Но    это, как   вполне     понятно, не    так   уж   сложно   осуществить  на  имеющейся   основе.
Итак, дилантин   обладает   очень   широким  спектром   действия. И   все   же   следует по¬мнить (на этом настаивает и автор книги), что между  препаратом  и  больным   всегда    должен   быть   врач. «Дилантин,— пишет автор,— лекарство, которое должно применяться   только   по   назначению врача». Таким    образом, его книга — это  книга   для   врачей, книга для неспециалистов, для  здоровых и больных, но это никак не рекомендация к самолечению. Наш     крупнейший     фармаколог С. В. Аничков любил повторять: «Я знаю, что     лекарства — действуют, а    потому    принимать    их    надо   разумно!»
Можно ли сказать, что Д. Дрейфус      «открыл» широкий     лечебный     спектр      дилантина? И     нет   и    да. Отдельные работы, показывающие эффективность препарата при различных заболеваниях, были опубликованы задолго до заболевания автора книги. Не исключено, что в самом факте единичных     ранних     применений      дилантина при не-эпилептических болезнях    сыграло     роль    бы¬товавшее в     разные     периоды      расширение     самого     понятия «эпилепсия», куда включа¬лись (а затем исключались) различные     пароксизмальные страдания. У нас в стране И. С. Заводской давно описано лечебное действие     дилантина     также   при    язве  желудка.
И тем не менее роль Д. Дрейфуса и его медицинской организации (ДМФ) в новой жизни старого лекарства нельзя недооценивать. До    первых    двух     обобщений   работ  по   дилантину, проведенных    ДМФ, единичные    разрозненные сведения в     медицинской     литературе ничего   не меняли в    традиционном      лечении болезней, не вводили препарат в лечение тех заболеваний, где эффектив¬ность    его   была    убедительно     показана. Не изменила этого положения и справочная книга       «Фармакология      как основа терапии» Гудмана   и      Гильмана (1965), где было прямо указано на эффективность дилантина      не   только при эпилепсии.
Кстати, и    сам Дрейфус совсем не    претендует на      первооткрытие     широкого     спектра свойств этого препарата. Наоборот, именно ДМФ кропотливо     ищет, находит и    вводит   в    обзоры не     только современные, но    обязательно и ранние сведения. Находит — к    своему      удивлению. Эти      ранние     работы     нашли свое место и среди 2270 работ последнего обзора и списка литературы.
Найдя     сведения   о     положительном    действии      дилантина     на   эмоциональные расстрой¬ства, память, мыслительные процессы, в том   числе     независимо    от     влияния на судорожную активность, в   уже   упоминавшейся   книге Гудмана и Гильмана, в    не использовали столь действенное средство вне эпилепсии? И окончательно приходит к убеждению: замечательное    лекарство    недооценено! Д. Дрейфус   пишет со свойственным ему чуть печальным юмором, что неудивительно   не   увидеть и    тысячу лет   того, чего   нет, но   не    увидеть   открытое, описанное, такое эф¬фективное и малотоксичное     лекарство — это уже очень редкий случай.
Энтузиаст ведет борьбу за него, оказавшуюся    куда   более     длинной, сложной    и    дорогой, чем    можно   было   предполагать. Он    описывает  в    своей книге встречи с   руководителями    медицинской    службы     США, с     кандидатами в    президенты   и    президентом Никсоном, бывшим губернатором Нельсоном Рокфеллером, многими другими официальными лицами, руководителями фирмы Парк-Девис, выпускающей    дилантин.
Казалось бы, фирма, изготовляющая    лекарство    с   1938 года, могла   бы    принять    меры для рекламы спектра его действия. Однако этот   их    препарат    может быть действительно      назван    лекарством своеобразной судьбы. Фирма покупает    его    патент   в   1909 году,   и   почти    тридцать   лет  он    без   движения   лежит на ее полках. Затем широко рекламируется    как   новый   (тогда!) антиконвульсант. А   когда     выясняются   механизмы  его   действия и существенно расширяется   спектр его   возможного применения, то это   его второе рождение не   празднуется и вообще никак не комментируется   фирмой: семнадцатилетний   срок     высокоприбыльной     продажи    истек, фирме     выгоднее    создание и рекламирование    новых, пусть   даже не столь эффективных и малотоксичных, но именно новых, а потому и высокоприбыльных     препаратов.
Врач, приглашенный    Дрейфусом    на    деловой    обед   для    обсуждения    перспектив     применения дилантина, произносит    за   столом        только     одну      фразу: «Передайте мне, пожалуйста, масло». И   присылает    Дрейфусу       счет на    500     долларов — за     истраченное    на   обед    время. К      моменту    написания    книги    деятельность   ДМФ    стоила  ее     автору  уже   15     миллионов        долларов (!) — в    пятнадцать    раз    более   того, чем   он   предполагал, и    в три раза более того, чем   он   имел  к   началу    организации     исследований   и    обобщений  по   дилантину.
Не  всегда     устойчивый    в    юности, Дрейфус       оказывается    удивительно    стойким   в   борьбе за     высокую идею — и  не сдается ни перед огромными    затратами, порою превышающими   его    возможности, ни перед разочарованиями. А разочарований      много — и    в    деловом    мире и   в самой системе. Одна из глав книги так и называется «Порок в системе».
Ситуация   с     дилантином     начинает    постепенно    меняться   в    США еще   до   выхода книги — врачи начинают снова интересоваться   старым    лекарством. И    может   быть   поэтому   в    конце    книги     автор, наконец, смог сказать: «Я все еще готов   субсидировать   новые   аспекты    изучения    дилантина. Но   свое      основное    дело   я сделал, теперь пусть рациональным    применением    этого    особенного    препарата    займутся  другие».
Отзывов   на    книгу Д. Дрейфуса   много. В    медицинской и      немедицинской     прессе   он    получает высочайшие оценки за свой личный     бескорыстный     труд, за    уровень   организации дела. Некоторые    из отзывов    можно прочесть во втором издании     книги. Письмо    президенту США, помещенное в       книге, уже не частное, а     публичное     обращение к официальному лицу, частных    было    более чем    достаточно. Уже во второй фразе этого обращения Д. Дрейфус пишет: «...свойства замечательного... лекарства  не    замечены    в   связи  с  пороком  в   нашей  системе».
У   тех, кто   незнаком    с    книгой, да    и    с    проблемой, может   возникнуть    вопрос: а    нет ли здесь преувеличений и значения   проблемы и    трудностей? Значение    проблемы    может    быть    проиллюстрировано рядом положений. Приведу одно: наряду    с    очень    большим     ростом     числа    неврозов    в    современном    мире    большинство     применяющихся при них сейчас эффективных    препаратов    имеет    побочные эффекты. Так,     бензодиазепиновые         транквилизаторы могут оказывать    повреждающее    действие   на    потомство. Это    серьезная    проблема, так    как     распространение   их, и прежде всего  в    США, приняло   очень   большие    размеры. Все     остальное можно прочесть в книге. Что же касается трудностей, то в  книге     фигурируют     подлинные    имена    бывших   и настоящих деловых лиц США, с которыми пришлось иметь дело автору.
В 1981 году американский   журнал «Science» («Наука») писал: «...изучение дилантина     проведено ДМФ с  такой исключительной     точностью, что      это    может    быть     расценено     как     первый случай  в   истории    медицины, когда   одно   вещество   было   так   тщательно    исследовано». После   недооценок  и   увлечений оно займет свое место в лечении тех заболеваний, где    важны   его   базисные    механизмы    влияния   на   живой организм. В этом большую роль сыграет продолжение   исследований  этих   механизмов.

 

|Читать

 
                                            ХИНТ      РЕАБИЛИТИРОВАН,  СИЛИКАЛЬЦИТ -НЕТ

    Существует многомиллионный город, не обоз-
    наченный ни на одной карте, имя которому
    можно было бы дать - ХИНТ. Он разбросан по
    разным странам и континентам - этот город
    составляют дома, построенные из материала и
    по технологии XXI века, они построены без
    единого грамма цемента, из силикальцита -
    смеси песка и извести, пропущенной через
    дезинтеграторы лауреата Ленинской премии,
    великого эстонского ученого Иоханнеса Хинта.
    В прошлом году(1994г.) ему исполнилось бы 80 лет,
    если бы ровно десять лет назад он не скончался
    в лагере  строгого  режима  Руму.

     Возвращаясь домой, на хутор Копля  острова Саареамаа, капитан дальнего плавания Александр Хинт  шутливо спрашивал сыновей: «Ну, что вы сделали для  людей?» Один из них, Ааду, стал всемирно известным писателем, автором пере-
    веденного на многие языки романа «Берег ветров». Другой, Иоханнес, создал необычайный    строительный   камень -силикальцит,   сделавший   его знаменитым,  а   затем   приведшим  в  тюрьму.Как это нередко случалось с выдающимися учеными и изобретателями в нашем советском  государстве (они рано или  поздно приходили к столкновению с существующей политической и экономической системой), Хинт попытался осмыслить мир, в котором судьба обязала  его жить. Он написал философский трактат «Трагедия честных людей XX века». Не  для публикации, для собственного пользования. Автор, столкнувшись с яростным сопротивлением его новациям в    строительстве, хотел для самого себя  уяснить - какие силы ведут к умерщвлению всего творческого, экспериментаторского в обществе, где провозглашены самые высокие человеческие принципы. Размышления доктора  технических наук закончились  неизбежным и  страшным выводом: тоталитарный режим, будь то фашистский  или коммунистический,  противоречит природе человека, несет ему рабство, оскудение и  деградацию. Автор трактата написал, что Ленин, Сталин, Муссолини и Гитлер
    сумели соблазнить и развратить огромные массы людей, используя Большую Ложь.  Написано это было в 1973 году, в пору  расцвета «застойных» брежневских времен. Через   восемь  лет эта  мина     замедленного   действия   сработала,   искалечив   судьбу   ученого   и  мыслителя.
    Но при чем тут силикальцит, дело всей  жизни Хинта? Почему вместе с изобретателем пострадал этот замечательный   материал, суливший громадную экономию в строительной индустрии? Вспомним Антуана Лорана Лавуазье. По приговору рев. трибунала Франции ему  отрубили голову, но никто не посмел   усомниться в ценности его научных трудов.
    Обезглавленный   ученый   так и остался  в   человеческой памяти, в том числе и в   памяти кровавой французской революции, одним   из  основоположников    современной   химии. Ни одному  идиоту   не   пришла  мысль в  связи с осуждением гражданина Лавуазье   настаивать  на  истинности   теории флогистона,   опровергнутой  казненным  ученым.
    В нашей новейшей истории таких идиотских вывертов «общественной» мысли- хоть с другими делись, предостаточно.  Судят писателя, скажем, Бабеля, - изымают его книги из библиотек, заодно
    сажают тех, кто такие книжки припрятал и  читает потихоньку. Расстреливают  военачальника и крупного военного теоретика  Тухачевского - и предают   анафеме   его   план  перевооружения  Красной   Армии  ,оснащения ее новейшим оружием, в том  числе и ракетным. Вместе с   Вавиловым   арестовывают его труды, расчищая   путь   лысенковщине... В этот скорбный и постыдный   для  нашего   государства   ряд попал   и Иоханнес  Хинт.
    Хотя перед самым арестом   создатель   силикальцита мог считать, что его  детище начинает завоевывать мир. Любопытная и   в какой-то степени   символическая    подробность: одна из публикаций о Хинтеи   его СКТБ «Дезинтегратор» в нашем  журнале   («Признание таллиннских препаратов»,) вышла в свет, когда  Иоханнес Александрович уже находился   в следственном  изоляторе. Однако и на  пороге тюремной камеры изобретатель с   чистой совестью мог ответить отцу, что   многое  сделал  для  людей.
    Уже   были построены  сотни домов из   силикальцита в Эстонии, в республиках   Средней Азии, в российских городах.
    Хинтовский чудо-материал и технология   перешагнули рубежи Советского Союза:они начали внедряться в строительстве    Австрии, Италии, Японии. Причем в родном отечестве все это делалось на полу-
    кустарном производстве, можно  сказать  ,на лабораторном уровне, а  за рубежом   возводились заводы по выпуску хинтовских дезинтеграторов и самого  силикальцитного   камня. Тоже   обычная   фантасмагория,   происходящая с отечественными    разработками,   приходящими   к нам  в    заманчивой    западной   упаковке.
    Можно добавить, что у дезинтегратора   и его производного - силикальцита появились мощные поклонники: Академия    наук СССР, союзный Госплан. Тогда_  его руководитель, первый зам. председателя Совмина СССР Н. Байбаков, казалось бы, зажег зеленый свет новому  строительному материалу. И вдруг -арест   того, о   ком  в Эстонии   говаривал  и:«Это какой же    Хинт - брат Силикальцита?»
    В своей повести-были «Дело Хинта» и   недавней статье в «Известиях» «Дело» и дело Иоханнеса Хинта» писатель Оскар    Курганов настаивает на том, что ученого-изобретателя упрятали в лагерь на 15 лет
    за тот самый тайный   «антисоветский  »трактат, но не   желая создавать эстонского   Сахарова, состряпали уголовное дело.     Оспаривать это не стану, тем более, что  в таком утверждении все - чистая прав-
    да. Но - не вся, о чем свидетельствует и повесть, написанная на основе почти тридцатилетнего кропотливого изучения жизни и деятельности Хинта, и другие многочисленные публикации о нем - в поддержку (в ИРе в том числе) и злобно-разоблачительные (особенно в рупоре партвластей «Правде»).Трагедия  Иоханнеса Хинта   в том, что он   изобрел   не  просто замечательный   строительный   материал,   который   позволяет   строить дешево, быстро и с большей   надежностью, чем, скажем, используя   обычный кирпич или бетон. Силикальцит
    как бы перечеркивал  те конструкции,  где   связующим   или   составной  частью выступал цемент. Хинт после громадного числа  опытов пришел к выводу, что обычный  песок   приобретает    невероятные    новые  свойства, если с  каждой песчинки  содрать природную   «одежку»,   пленку, которой  ее   укутала   матушка -природа. Веками, тысячелетиями   песчинки   отшлифовывались ветром, водой, друг о друга. Но оказалось, что если их «раздеть» да еще  и разбить специальными лопатками-топориками в дезинтеграторе, то с помощью простой извести они спекаются в  монолит во много раз тверже любого   строительного материала.
    Силикальцит не добавлял какую-то цветовую гамму в палитру строительства, он
    диктовал пересмотр  всей строительной  технологии. А это был вызов тем, кто   исповедовал традиционные строительные идеи. Поначалу отца силикальцита   попробовали засунуть в глубокий карман   ведомственных интересов, предложив по  совобыкновению «возглавить» силикальцитовое  направление в науке и практике.
    Хинт не захотел оказаться в том «кармане», зная, как в нем хоронили и хоронят  самые выдающиеся начинания, изобретения, ссылаясь на высшие интересы   государства. Он предпочел трепыхаться
    сам. Так возникло противостояние могучей армии бетонщиков и маломощной  лаборатории крохотного эстонского кирпичного заводика. Так началась охота на   Хинта.  Внедрение силикальцита - это перепрофилирование целой сети институтов,   лабораторий, заводов. Это - революция,  которая могла лишить традиционалистов   высоких постов и прекрасного гарнира к   ним. Вот почему против эстонского ученого и его сподвижников постепенно были  включены самые   устрашающие силы: ЦККПСС, КГБ, Генеральная прокуратура. Хинт   попытался надломить одну из составных   тоталитарной машины, а   обслуживающий   персонал  чутко уловил это   поползновение    изобретателя. Главное – они   сразу   поняли, что  им-то силикальцит,   кроме   потерь, ничего  не принесет.
    Как расправиться с неугодным изобретателем и ненужным системе его изобретением - это уже дело техники. Скажем,   не захотел изобретатель Б. Болотов (ИР,2, 90) делиться с заинтересованными   лицами своими достижениями, подогнали   статью по   незаконному   врачеванию и     упрятали сначала в психушку, затем – в    лагерь. Вот уж поистине: место актера -в буфете, а изобретателя - в тюрьме.Ох, и потешили собственное   профессиональное тщеславие   таллиннский и  московский следователи. Использовали  они в обработке старого и больного Хинта весь жуткий инструментарий советской карательной системы, от великого постулата Вышинского, гласившего,  что   признание - краеугольный   камень  обвинения,  до  подсадных «стукачей». Чтобы   вырвать признание в несуществующих   преступлениях, не погнушались пообещать    отпустить   на похороны  жены, к    тому   времени   уже   похороненной.
    В повести О. Курганова   фигурирует    изощренный    мучитель Хинта - следователь по особо важным делам Телий  Хоренович Гульян. Писатель, видимо, поопасался  связываться с человеком,  одно  время находившимся в центре политической   борьбы  и громившим   казнокрадов и   коррупционеров самого высокого  ранга. Такой зацепит - не отмоешься!
    Поэтому и закамуфлировал писатель настоящее имя следователя, вырвавшего    облыжное признание и построившего обвинение  из ста с лишним томов   талантливой лжи. Но мы-то, те, кто следил за   травлей Хинта, хорошо помним настоящее    имя   этого мастера-крючкотвора. Угробив   Хинта,  а походя   и его   силикальцитовую      мечту, он стал затем наваривать   политический капитал на других громких   и не так уж чистоплотно доказанных, как   потом выяснилось, делах. Наварил    прилично, демонстранты   несли   плакаты  «Гдляна  в   президенты!». Нам,   до   полного    счастья, не    хватало   лишь президента c   патологической подозрительностью.
    Но разумеется, Хинта осудили не засиликальцитное производство и даже не  за трактат «Трагедия честных людей XX     века» (его выделили в отдельное производство, а потом попросту забыли). Хинта   осудили на 15 лет за взятки и хищения в   особо   крупных размерах. Во   время следствия,   да и суда, громоздили  на ученого  и другие, не менее  для   него   оскорбительные, хотя и экзотические обвинения: побег из фашистского   лагеря    смертников  с    помощью гитлеровцев, завербовавших    Иоханнеса в агенты; промышленный шпионаж; получение от западных партнеров   огромных сумм валюты. В огороде перекопали все грядки в поисках спрятанного  золота. В Швейцарии   пытались обнаружить несуществующие счета и виллу на  имя Хинта. Экзотикой пожертвовали, но и    того, что придумал Гдлян со своим эстонским коллегой, хватило на суровый приговор.
    В 1989   году Верховный   суд СССР   полностью   отмел   все обвинения в   адрес  Хинта и его помощников. К тому времени     Иоханнес   Александрович,  реабилитированный  по всем делам,   четыре года отсидел в заключении и уже четыре года     покоился   на Лесном  кладбище  под  камнем   с единственной   надписью - «Хинт».
    Верховный суд не мог вынести оправдательный приговор детищу   эстонского   изобретателя - силикальциту. Он ведь по     «делу Хинта» не проходил и вроде бы в  реабилитации не нуждался, как не нужда-
    лись в них  химические открытия Лавуазье. Но у нас и раньше, и в 89-м, и в95-м, и - чур меня! - позже действует      сталинская формулировка-шутка «Нет  человека - нет проблемы». Похоронив
    Хинта, общество  не без помощи   бетонщиков и    кирпичников   похоронило и дело   его жизни - силикальцитовое     производство.
    И   был  бы это  пресловутый журавль в   небе - силикальцит - это   стопроцентная   синица в руках. Живым укором не только    нашему неповоротливому   государственному механизму, но и крепнущему день   ото дня российскому деловому миру существует на нашей земле не только воображаемый город Хинт, а вполне реальный      город Чайковский, на две трети возведенный из силикальцитного камня по     хинтовской строительной технологии.  Почему бы отечественным бизнесменам   не прокатиться в этот большой уральский  город, чтобы осмотреть и по достоинству    оценить «постоянно действующую выставку» силикальцита? Кстати, в Чайковском можно организовать центр по изучению, обобщению и распространению    опыта   строительства   жилых    к   промышленных   зданий  из    «камня Хинта».   Очень важно помнить, что дома из силикальцита собираются гораздо быстрее, чем из традиционных материалов, а сама новостройка обходится на сорок
    процентов дешевле кирпичных и бетонных. Каждый, кто задумал обзавестись    жильем, легко подсчитает, насколько меньше ему придется «горбиться» из-за   собственного дома, дачи, садовой хибарки. При нынешнем буме индивидуального   строительства  без труда может подсчитать и сроки окупаемости, и будущие
    барыши наш постсоветский нувориш ,рискнувший вложить свои средства вдело не только благородное, патриотическое, но и высокодоходное. А для весьма прагматичного вдохновения полезно навестить прекрасный дом Хинта. Он,     тогда еще рядовой инженер,  возводил его   из   силикальцитных   панелей и   блоков   собственными   руками. Правда, помогали   братья - писатель Ааду и инженер Константин, а также дети и даже соседи.
    Поездка в Эстонию обойдется куда дешевле, чем на Французскую Ривьеру или    Багамские острова.
    Не думаю, чтобы для выпуска дезинтеграторов, без которых силикальцитное   производство мертво, понадобится   строить новые   заводы. Хотя,    разумеется,    маленькая   фирма в Таллинне,    возглавляе-
    мая учениками и сподвижниками Хинта не сможет обеспечить потребность России в этом оборудовании. За массовый выпуск дезинтеграторов вполне может   взяться    конверсионное      предприятие. А   какое   из   них   нынче в состоянии  похвастать   избытком   выгодных заказов? Строительная   же   техника – самый   выгодный   и  быстро     окупаемый    товар,
    Естественно,   придется  строить  или   переоборудовать   заводы   для  производства  силикальцита. Крупные и маленькие. Возникнет нужда и в заводах на колесах, которые приедут, наделают плит,
    панелей, блоков для возведения поселка  дачников, садоводов  или газовиков, нефтяников, и  поехали  дальше, к другим  потенциальным  новоселам.|Читать

Играя с самим собой в увлекательную игру, киевский киносценарист Владимир Куповых излечил себя и создал уникальную методику. Его история достаточно типична. Одним хмурым вечером 1968 года на него напали бандиты и проломили ему голову. С этого момента его жизнь круто переменилась: она стала похожа на один сплошной сгусток кошмара. Он не мог выполнять  самую простую работу — любое сосредоточение приносило жуткую головную боль и невыносимые страдания. Владимир обошел почти всех врачей и экстрасенсов, жил только на дорогих заграничных таблетках, глотал их пачками, стал их рабом. Но помочь ему не сумел никто. На краю гибели в отчаянии он понял, что спасти себя может только он сам.
Куповых   создал   оригинальную игру-тренинг, которую он сначала проверил на себе. А полностью вернув утраченное здоровье, стал   помогать   другим. Сейчас у него тысячи последователей во многих городах Украины и России. Владимир   назвал   свою   систему    методикой "благодарения".
Во время приезда Владимира    Куповых в Москву, где он проводил двухнедельный семинар, с ним встретилась наш корреспондент   и   записала   его монолог.
— Когда на нас время от времени начинают сыпаться удары судьбы, мы воспринимаем их как явную несправедливость: "Мы это не заслужили... мы тут ни при   чем... все   сыплется, Бог знает, откуда... и что с этим делать..." Редкий человек    живет спокойно, словно    отмеченный    перстом фортуны, а   остальные  еле успевают увертываться. В чем тут   дело, Владимир Ильич?
— Начнем с простого примера: я иду по улице. Засмотрелся  и   ударился лбом о столб. Кто виноват в этой ситуации? Столб? Но   он стоит на одном и том же   месте   сотню  лет. Я   сам выбрал себе эту дорогу и сам наткнулся на     столб. Еще   случай. Я сел в   троллейбус. Полно    народу. На   меня кто-то кашлянул или чихнул — я   заболел    гриппом. Кто   выбрал этот   маршрут, этот транспорт, человека, который  на меня чихнул? Я же сам. Мы всегда    сами    выбираем   себе   будущую   неприятность, будущую боль, будущую    болезнь. Это очень  важно    понять. Необходимо    постоянно    наблюдать  свою    жизнь, осознавая   каждый ее  миг, и всегда жить   ею  в   настоящем    моменте — "здесь и теперь". Ведь   я могу сесть в автобус, который подойдет сейчас, но    могу и в тот, который   подойдет  через  пять минут. Я выбираю сам. В моей власти стать в этом конкретном    месте  или пройти   немного вперед. По крайней   мере, если толпа меня затиснула, хотя бы отвернуться. Но я  бездумно   занял то   место в    троллейбусе, где   оказался    человек, который на меня чихнул.
Иными словами, когда мы заболеваем, мы, как правило, сами выбираем себе болезнь.
Человек    каждое   мгновение    ткет тончайшую   паутину своей судьбы. И выбор зависит от него самого. Болезнь, беда и всякие огорчения — это    своеобразная    расплата за наш неудачный выбор. Мы как бы получаем их в наказание, и это может происходить посредством того же столба. Я сам себе назначил кару — столб лишь только исполнитель     моего    приговора, что он и сделал исправно. Таким же   исполнителем будет человек в автобусе, чихнувший     на меня по моей    невысказанной    просьбе. Иными   словами, не существует, каких-то   объективных    причин   или   закономерностей   в получении   неприятностей по своему адресу. Человек сам устраивает себе такого   рода   испытания  и   сам получает   все, что себе заказал.
Следовательно, если не хочешь     попасть в беду, задач     заключается в том, чтобы   сделать выбор свой удачным. Но тогда этот выбор должен происходить     каждую секунду и все    время   быть осознанным. Затем, когда он   прочно   войдет в подсознание, каждый    автоматически будет выбирать правильный маршрут, правильный   ракурс, правильный  поступок.
Жизнь   человека   подобна   лабиринту.  В    массе   хитросплетений, закоулков    человек  должен    постоянно   выбирать    оптимальный     маршрут, по  которому  он    пройдет   в    своей    жизни более  или   менее    удачно. За   каждым    углом   его   подстерегает      неизвестность. Выбор    сложен, вот   почему   мы    без   конца  и     ошибаемся. Но   если    отыскать    свою   единственную,  ведущую к    успеху дорогу, то   мы    избегнем  всех   бед. Тогда    жизнь   пойдет   по "зеленой    волне", как  у  автомобилистов, — путь открыт, ни    одной    остановки, можно   легко   и   беспрепятственно   достичь   цели. Однако    нужны"дорожные    указатели", которые     подсказывали     бы    нам    возможность     правильного    выбора.
Мы   должны    жить так же, как чайка, парящая  в   небе, — плывет   по   волнам восходящего воздушного потока  и   не   тратит   на  это   никаких   усилий. Если  же мы, пребывая   в этом   потоке, вдруг  отвлечемся от полета, оглянемся    назад... Помните    историю, когда Орфей   пришел   в ад за Эвридикой. Он был предупрежден, что выводя Эвридику из царства теней, не должен   оглядываться   назад. Пока   Орфей следовал этому правилу (предупреждению) и    они  шаг за шагом  шли к цели, все   было  в порядке. Но как только Орфея   одолел    страх или    искушение (?), он   оглянулся    назад. Вместо   того   чтобы    следовать естественному ходу событий, Орфей     оглянулся — из   будущего  в  прошлое. И    Эвридика   немедленно  была утрачена. То же самое произойдет     с чайкой, которая    парит в    воздушном   потоке   и вдруг что-то отвлечет ее. Она немедленно выпадет     из потока, станет      трепыхаться, махать крыльями, и   для того   чтобы восстановить прежнюю гармонию    полета, теперь   ей   понадобится  приложить  массу  усилий.
Если   мы, идя в будущее, оглядываемся   в   прошлое, то  мы   уподобляемся    Орфею и этой чайке. В нашей обычной    жизни   прошлое    всегда   наступает  нам  на  пятки. На самом деле, события, которые идут из прошлого  в   будущее, уже   прошли  для  нас,  путешествующих по реке времени. В нашей   сегодняшней реальности    их  уже   нет. В физическом   мире прошлого   не существует — есть   только   настоящее, из   которого   мы устремляемся  в   будущее. Поэтому   так   часто прошлое    само   нас не пускает назад, оно нас выталкивает, словно   говоря: "Ты там уже был, тебе там делать нечего. Иди    своей    дорогой, не   ломись   во вчерашний день!". И наша  беда    заключается   в   том, что   мы без конца   ломимся   в    прошлое, пытаемся   пройти туда, где мы уже  были. Плохо ли, хорошо ли, но мы  сыграли   там  свою игру — она завершилась. А  мы  с   ослиным упорством рвемся    назад! Вот   откуда   наши   удары   судьбы, болезни  и горести, стрессы и разбитые сердца. Мы притащили   их  из прошлого, ломясь  снова и   снова  в уже  несуществующую реальность.
Поэтому однозначно можно сделать вывод: если мы встречаем на своем пути препятствие, это означает, что мы повернулись    лицом к прошлому. Вместо    того   чтобы   следовать  по   естественному течению, которое нас вынесет   туда, куда   нам    нужно, мы   все время   пытаемся    повернуть назад, идем против течения и естественно   встречаем   преграду, стену, препятствия. Что мы делаем дальше? Начинаем преодолевать препятствия. Если  мы  начнем их   преодолевать, случится    то, что случилось  с   человеком, который наткнулся на столб. Всякий   раз, когда    мы занимаемся   преодолением    препятствий, мы неизменно   попадаем в переплет. В этом подоплека   всех     наших недугов, неприятностей  и болезней, которые мы получаем по своей доброй воле, поворачиваясь   в   ту   сторону, где   нам   уже   делать нечего.
Ведь   на каких    девизах     воспитаны   многие   из  нас? " Борьба  за   существование", "Если враг не сдается — его     уничтожают", "Мы    не можем   ждать    милостей  от природы" — ложные призывы, идущие "от лукавого", от   страха    перед    собой, от    недоверия    к    своей    природе, к   Богу  в  себе. На самом деле любое      препятствие — это почти    всегда    сигнал, предупреждающий  человека  о том, что его ожидает беда.
Что происходит затем? Представим  ситуацию, когда  я   стучу в    закрытую   дверь и мне никто не открывает. Вдруг подходит   некто и говорит     сердечно: "Вы   зря  туда ломитесь! Там давно никого   нет. Давайте я вас провожу! Вот здесь    хорошая   дорожка, она вас   приведет   прямо к цели..." Естественное состояние каждого человека     поблагодарить "спасителя". Когда   я    поблагодарил    того, кто    меня    предупредил о чем-то, то я уже   не   буду   ломиться   в   эту дверь. Я    повернусь и    пойду в другом    направлении, другой дорогой. То есть в    результате    того, что я    кого-то   поблагодарил, я вдруг   обнаруживаю другую возможность, которая в свою   очередь   открывает   мне   совершенно   новую  перспективу.
В мозгу человека сразу как бы срабатывает  "ясновидческий"     прибор, который    включается   внутри при помощи    чистосердечного     "благодарения". Снимаются    внутренние    запреты, барьеры, табу, разделявшие его с    миром, ограничивавшие   и    искажавшие правильное восприятие, в душе восстанавливается детскость, природная     чистая  наивность ,  открытость. Лично во мне пробуждается  сам    Бог — пробуждается  и  ведет меня к   цели. Вот    почему я   говорю о   важности момента глубинного, всеобъемлющего осознания препятствия как упрекающего    сигнала,   адресованного   нам нашей собственной природой. "Благодарение" — пусковой механизм, кнопка, включающая   процесс    осознания.
Чаще всего акция    благодарения     осуществляется   спонтанно, подсознательно. Вы можете не сознавать этого умом, не    называть   это "благодарением" — психофизиологические   механизмы   все   равно работают. Если вместо этого    вы будете    стучать, колотить  в   запертую наглухо дверь, будете    проламываться сквозь нее, перед вами     обязательно возникнет через некоторое  время    следующая    дверь, еще   более недоступная, и вам придется    проламываться  сквозь   нее   с  еще  большими   усилиями.
Внешний   барьер, например    болезнь, — это только проекция тех процессов, которые происходят внутри. Поэтому, благодаря   кого-то   или   что-то, вы,   по сути   дела, сами открываете в себе внутреннее знание, осознанное   восприятие   реальности. И   перед вами открывается   та единственная   дорога, о которой доселе вы просто   не  догадались. Таким      образом, когда   перед нами возникает любое препятствие, следуя нашей методике, мы   должны    осуществить   акцию "благодарения". Но это не означает сказать просто "спасибо", "я благодарю тебя".
"Благодарение" предполагает   полную душевную    открытость, "благодарение" от   всего своего существа... Так, как   если   бы   вы   благодарили самого близкого друга, самого любимого человека. Следуя нашей методике, вы должны    суметь препятствие, которое   возникает    перед   вами, поблагодарить как близкое существо, которое предупреждает    вас, что    дальше  вас  подстерегают  большие  неприятности.
Идея  "благодарения" родилась   в   моем   сознании, когда я   дошел    до   последней черты и готов был помереть. Вместо того чтобы сопротивляться своей болезни, я стал совершенно иначе к ней относиться. Я ее начал благодарить.
Что же произошло? Вспомним    ситуацию, когда я наткнулся лбом на столб. Каким образом я должен благодарить столб? Разумный    взрослый     человек будет     стоять   у   столба и высказывать ему слова благодарности? Понятно, что это     нелепо. И   тем не менее   я   должен — вслух или не вслух, это малосущественно — поблагодарить    сигнал, который    меня    предупредил о перспективе    дальнейшего   продвижения — уважительно, не    шутя и не   иронизируя, а   от всего сердца. Я    осознал, что   на самом    деле любое препятствие — это живое    существо. Если    я начинаю     понимать, что    все, с чем я имею дело, достойно уважения, что я   должен    относиться    ко всему, как  равный   к  равному, — Тогда    оно мне подскажет выход. Я   могу    рассказать, если захотите, что    сейчас    думает   о   нас с вами этот диван, эта пепельница. Все это живые     существа. Надо   просто   найти  с  ними  общий язык. А   вот   доступ   к  этому   языку открывается с   помощью    "благодарения". И    когда   я   благодарю    эти    существа, я дарю им нечто, что идет от всего моего      существа    как    некое излучение, которое     распространяется, изливается    на них, подпитывая их энергию. Тот, кто    изучает методику, убеждается   в этом. Даже    если, скажем, цветок увял до такой степени, что, кажется, ничем   ему    уже     не помочь, акция "благодарения" оживляет    его на    глазах и позволяет ему еще жить   достаточно   долго   в  лучах  благодарности.
Но   "благодарение" предполагает    дарение    именно того блага, которое как бы реально необходимо объекту вашего внимания. Вы     непременно должны почувствовать, что    ему   нужно, и    предложить    именно это. Тогда — и только    тогда — он  ответит   вам    взаимностью. В   жизни бывает так: мать   отдала   своему ребенку всю жизнь, лелеяла   его, себя   не    щадя, а   он    отвечает ей    черной неблагодарностью, просит не лезть   в   его дела. В    чем   же дело? Именно в том, что мать   действовала, исходя из  своей, материнской потребности, давала     сыну то, что ей, матери, представлялось    полезным и    нужным    ей, но не сыну. Неосознанно    подавляя, не   реализуя    его запросы, она    не помогла своему ребенку развить в себе самостоятельность, чувство   собственной     значимости — вот    он  и пытается сделать это    сам, вне матери: она ему   только   мешает своим  усердием.
Как же   узнать у    предупреждающего   сигнала, что   ему на самом   деле нужно, как услышать его голос, его просьбу? Вернемся  к    цветку. Нужно не    просто   вышвыривать   увядшие цветы, засовывать их в мусорное ведро, а поблагодарить    их за    то, что    и они вас предупреждают. О чем? Например, о бренности     всего   живого. Пусть     цветы      почувствуют, что   вы не выбрасываете    их, а как    бы хороните, оказываете им почесть    такую же, как   человеку. Нельзя    выбрасывать   ничего! Вы    можете похоронить, переселить, передвинуть  на   другую позицию, но   при этом вы должны ощущать, что вы дарите нечто новое. Например, увядшему    цветку    можно   подарить   новое существование. Когда цветок умирает, то, что называется его "душой", переходит   в    новую   возможность, в   новое    тело. Душа    цветка   ищет это тело. Искренне поблагодарив    цветок   за    отданную    вам    красоту и   жизнь, вы   помогаете   найти именно то тело, в котором   цветок  сможет   прожить   жизнь    лучше, чем он прожил в предыдущем теле. Таким образом, вы помогаете    ему    двигаться  от воплощения    к  воплощению!
• И    когда человек приобрел (из-за того, что он не услышал предупреждающих сигналов) какую-либо болезнь, "благодарение" останавливает    процесс   развития   недуга. Болезнь   проходит гораздо быстрее, нежели тогда, когда   мы  будем   пытаться   преодолеть  ее   традиционными    способами.
Представим себе, что человек уже заболел. Что   делать? Если    я   уж   приобрел   болезнь — единственный выход    поблагодарить   ее. Благодарю   не в   смысле    взятки, дескать, я тебя поглажу по головке, а ты, пожалуйста, уходи    куда-нибудь... Нет, я    благодарю   ее    искренне   за то, что она предупреждает меня, за то, что   она   будет   меня   дальше    испытывать, дальше донимать    и   в конце   концов    может  свести меня в могилу, если   я   не услышу, не осознаю, что она  мне  подсказывает. А болезнь, как правило, подсказывает: "Остановись!    Хватит! Не    борись   со   мной, не   преодолевай меня!" Преодоление   болезни — это усиление болезни. Вы   можете   на время ее заглушить — таблетками, процедурами, — чем угодно, не имеет значения. Вы боретесь  с   болезнью, значит, преодолеваете    препятствие. Преодолевая болезнь, вы усиливаете ее. Если вам покажется,что сейчас   вы ее победили, она     вспыхнет через день, через месяц, через год на новом, быть может, месте, но она обязательно  прилет  к   вам. Лучше  благодарите болезнь, как лучшего друга, и полюбите ее за то, что она подсказывает  вам  такую   перспективу.
Одна из форм "благодарения" — благословение. Это   исконно   русские старые, добрые    слова, в которых содержится      много    нужного  и   полезного для  современного человека. Как   я   могу отблагодарить кого-то или   что-то, если   я не   использую   всю благость   слова? Если    я не    найду    нужные слова? Поэтому, включаясь в    игру, надо    научиться   говорить   именно   те слова, которые нужны данному сигналу, данному препятствию. Не   так сложно   понять, что   этому   сигналу нужно.
Болезнь я    представляю   себе   как   существо, с  которым  я   могу   разговаривать на равных. Я начинаю азартную  и   интересную    игру — диалог. Ну, например: "Дорогая боль! Я благодарю тебя за то, что ты предупреждаешь   меня   о   возможном   ухудшении   моего   здоровья. Я готов тебе искренне дать то, что ты хотела бы от меня получить. Ты  хочешь  получить   здоровье? Я   предлагаю   тебе   здоровье в виде, скажем... фонтана  с   искрящейся, живой    водой; каждая   струйка   его целебна, в     каждой капельке отражается солнышко". Если  я  угадал, немедленно   почувствую   результат: боль отступила. Если  я  не угадал, придется пробовать   другие  варианты   подарка.
По   началу, когда   мы   обучаемся   методике, мы уделяем   внимание  каждому сигналу: заболело сердце — преподносим  "подарок", снова   боль — новое  подношение. Кто-то   может  возразить: но  это  не может длиться без конца! Сто  раз   поблагодарили — а  эффекта  никакого...
Такое    возможно, но   лишь    в    том случае, если    всякий    раз   вы   пытаетесь отделаться от болезни. Если  я   веду    диалог   неискренне   и  я  как   бы   спрашиваю:  "Ну? Еще  не  все? Тебе  еще  мало? Ты еще здесь? Когда  же   ты  меня  покинешь?" При  таком   ожидании    боль    никогда  не исчезнет, наоборот — укрепится,   пустит   корни, метастазы. Болезнь, как   я   уже   говорил, нужно искренне полюбить, как самого лучшего    друга, тогда  она   ответит   вам   тем   же и  оставит  вас  навсегда.
На самом деле, это серьезная работа. Потому что я должен    найти    нужный   образ, должен его создать. Это процесс творчества. Я   дарю   этот   образ, созданный  в  моем   воображении, подпитываю   его   своей  энергетикой, визуализирую      его. Вы    каждый    раз должны импровизировать, каждый   раз    должны чувствовать: что сейчас   нужно   этому    сигналу, что    он хочет от   вас  получить    сейчас? И   когда вам удается в конце концов    на-работать    такую    практику, то вы    безошибочно, сходу угадываете его просьбу, и когда вам это удается, между    вами  и   миром   постепенно   начинает возникать согласие. И не сомневайтесь! Мир всегда ответит    добром. Вы    забудете вкус   неудач и     провалов, вся   ваша жизнь превратится в праздник. Все начинает    работать   на  вас: вас   уже     слышат, как   друга, вам   уже   не ставят   подножек. И все время помните, что вы   должны    благодарить   все  вокруг   вас. Нет,  не   должны — это плохое слово. Нужно выработать   в  себе   желание   благодарить!
Очень    скоро    у   вас     выработается    умение    высказывать "благодарение" в свернутой, сконцентрированной     форме, то есть практически   мгновенно. Я   становлюсь  подобным опытному охотнику, следопыту, который     свободно ориентируется    в следах, приметах, запахах  и    уверенно   приходит к цели. Все препятствия    становятся    для   меня    подсказчиками, указателями, которые    надежно   предохр а н я ю т  меня от беды, от промахов. Я   почти   автоматически    работаю  с   ними  и уже не занимаюсь построением образов. Это    становится   образом   жизни.
Вся   моя    жизнь    превращается в  непрерываемое    "благодарение". Меняется   мироощущение, уходит раздражение, возникает    стрессоустойчивость, душевная    гармония, которая    сопутствует всем моим делам. Эта благостность   распространяется   на  всех    окружающих. Я    как   бы    излучаю вибрации, которые    делают тех, кто   находится   в   моем    окружении, защищенными   от  любой    беды. Поэтому человек, который проходит   нашу    школу, становится   неуязвимым   для  социума.
Это же касается и тяжелых    хронических    болезней. Хроническая     болезнь   означает, что человек основательно    провалился   в    яму, пропустив    массу    предупреждающих сигналов. Залез    в долги, и   яма эта долговая. Долги   надо   выплачивать, ничего не поделаешь. И эти "невыплаченные долги" есть хроническая болезнь. Человек-хроник     сразу, как    только    начинает   исполнять   акцию "благодарения", немедленно получает    облегчение. Если     же "благодарение" стало   стилем, способом вашего    существования, у вас выработается     умение    исцеляться одним   побуждением — практически       мгновенно. Работать нужно    легко, беззаботно, с улыбкой, предвкушая   скорое    освобождение   от   болезни. Вы    должны     получать кайф от   этой    "деятельности", тогда     она    в    скором    времени    превратится   в     удовольствие от того, что вы   так  блистательно   себя    преобразили, избавили  от  мук.
Наш   опыт    показывает, что   практически    все    недуги поддаются     технике "благодарения", даже самые сложные   и   запущенные, например рак. Ведь   мы    открываем    шлюзы к    своей    подлинной природе, к своему естеству. Современным    человеком    утрачена     традиция "благодарения", которая когда-то культивировалась  и    воспитывалась  с    детства. Человек    перед    тем, как пообедать, поблагодарит пищу, которая  к   нему   пришла, растение, чтобы    оно принесло урожай. Мы как бы   восстанавливаем   древнейшую традицию, которая   присуща   всем    народам, — быть    благодарным    природе   за то, что  она дает нам благо.
Обратите   внимание на   те    вещи, которые вас    окружают  в    повседневной   жизни, и   попытайтесь понять, что  им  нужно. И    постарайтесь   им   это    дать — в    воображении, про   себя, вслух — как угодно. Это    может   быть   любая    мелочь. Заметим, например, что у  стула   сломана ножка. У  вас  нет возможности починить ее, вы   не    плотник, не   столяр, у  вас  нет   материалов. Но    попробуйте мысленно дать стулу "новую" ножку — и сделайте  это   не   кое-как,  a от  всей души. Попробуйте     увидеть    яркий образ этой ножки или     весь  стол  с   новой    ножкой. И  если   вы   таким  образом   будете   работать  со   всеми   вещами или по крайней   мере с    теми   вещами, на    которые у   вас   есть время обратить внимание, вы выработаете в себе   навык     слышания,     понимания, чувствования    мира, который вас окружает, и он ответит вам взаимностью.
Таким   образом, творчески   преображая  все   пространство, мы   создаем    программу   для    позитивных деяний. В    человеке    открываются     возможности, о    которых    он      в    себе   и   не    подозревал, и он    выходит    на   ту   дорогу,   которая      помогает    ему    вырастить    в    себе        сверхсилу.
И  те  предметы, которые вас окружают и на которые вы обратили внимание, становятся вашими оберегами, амулетами, вашими    защитниками. Они    отвечают   вам    благодарностью  и   становятся    вашей   охранительной средой.
Попробуйте   поработать  с   теми  предметами, с которыми вы   сталкиваетесь    в своем обиходе. Если вы домашняя    хозяйка — это    кухонные    принадлежности. Если    вы служащий, то это канцелярский прибор, бумаги, телефон. К примеру, перед вами папка с бумагами. Посмотрите, в чем она нуждается. Она хочет быть переплетенной? Хочет    быть    подшитой    или   ее   нужно   подклеить? Поговорите  с  ней... Если у вас не будет    времени    сделать   это   физически, сделайте   это   в   своем   воображении. Стоит  старый письменный  стол, который   вы  не  возьметесь   чинить. Но  дайте  ему  надежду не  разрушиться через месяц или   через  год. Подарите  ему  свою  ласку, тепло, как  ребенку.
Тренировать   себя    нужно  до  тех пор, пока не сформируется в подсознании устойчивый механизм "благодарения". У    каждого   это    происходит   по-разному. Кому-то    год  придется    возиться с этим, другому двух дней будет достаточно. В конечном  счете не нужно будет проговаривать внутренний монолог "благодарения", а      достаточно   будет    посмотреть    на    нечто, как    на сигнал препятствия, требующий внимания, и    подарить    ему   это    внимание   одним   побуждением, как  в   ответ  получите  благодарность.
И    я, может    быть, не   знаю, в  чем   сейчас   нуждаюсь. Может    быть, не   предчувствую, что заболеваю, что   со   мной   что-то  должно  случиться. Но  я    уже    буду   охранен  этим нечто от предстоящей неприятности. Эта    вещь   будет   моим   бытовым    ангелом-хранителем. И   чем больше у меня будет таких вещей, животных, людей, явлений, которым  я   оказал   какое-то    благо, тем  я  в  большей безопасности.
Вскоре   вся   среда    обитания   становится   защитником, другом, ангелом-хранителем. Вот диван, на котором мы    сейчас  сидим, с   которым   я   уже    поработал   мысленно — заштопал  его  и  почистил, "договорится" с другим    диваном, находящимся   в    другом   месте, и   тот диван    примет  от него  поручение охранить меня там, за   тридевять    земель, когда  я туда  попаду.

Т. Абрамова
|Читать