В чем же состоит тайна открытия канадского ученого? Неужели рак предсказывается и излечивается?
Еще в двадцатые годы талантливый изобретатель Раймонд Райф, живший в Калифорнии, создал «универсальный» световой микроскоп с большой разрешающей способностью. Но новый инструмент не нашел широкого применения. Почему — догадаться нетрудно: появились более мощные приборы, например электронный микроскоп способен давать увеличение в сотни тысяч раз.
Гастон Нессай, будучи биологом, заинтересовался живыми объектами... через окуляр светового микроскопа. Почти четверть века Гастон вместе с супругой ищет, как лучше использовать прибор для диагностики и лечения.
Не будем пока вдаваться в технические подробности. Отметим, что благодаря усовершенствованию микроскопа ученому удалось обнаружить в крови людей и животных доселе неведомые субклеточные мельчайшие живые частички, которые были названы соматидами. Новые частички легко размножались в культуре, вне клетки или, как говорят биологи, инвитро. Самое странное — чем был немало удивлен Нессай — существовал некий цикл в три ступени, действовавший в здоровых организмах, при котором менялась форма частичек. Еще страннее казалось, что частички, переходя из одной формы в другую (соматид — спора — двойная спора), вовсе не распадались. Более того, они выдерживали температуру до 200 градусов Цельсия, воздействие радионуклидов мощностью до 500 рентген, то есть пределы гибельные для живых существ. На них совершенно не действует кислота. А если их раскрутить на центрифуге, они сцепляются намертво — не берет даже алмазный резец.
Открытия последовали после того, когда Гастон впервые разглядел в световой микроскоп живые субчастицы. Левенгук, как известно, через увеличительное стекло обнаружил микробы и инфузории. Но светосилы обычной линзы недостаточно, чтобы узреть частички помельче. Пришлось ученым пойти на компромисс: умерщвлять живое вещество (чтобы обездвижить) и крепить его на подложку — изучать стационарно. А Гастон хотел продолжить то, что начинал Левенгук.
Это решение крепло тем сильнее, чем больше становилось оппонентов. Всех их, пожалуй, не перечислить, хотя одного можно назвать—Луи Пастера. В диссертации французского фармацевта Мари Нонклерка утверждается, что в девятнадцатом веке, раньше, чем Пастер, соматиды предсказал Антуан Беша, профессор Страсбурского университета и крупнейший диагност Европы того времени. Он изучал ферментацию — моментальное распадение молекулярных соединений в присутствии энзимов. И использовал примитивный световой микроскоп. Некоторые ученые посмеивались над ним, когда он делился своими наблюдениями загадочного свечения корпускул в жидкости. Он почти одновременно с Луи Пастером раскрыл секрет рацемических растворов. Например, много раз лично убеждался, что полученная в лаборатории «чистая» известь не включается в ферментацию. Природная же «пушонка» буквально кишела энзимами.
Словом, итогом многолетних экспериментов с микроскопом стало открытие: если организм животного или человека ослаблен, то соматиды развиваются не в три стадии, а в шестнадцать, проходя дополнительно еще 13 превращений.
Изучая цикл развития соматидов, ученый исследовал кровь больных ревматическим артритом, множественным склерозом, волчанкой, раком, а уже совсем недавно — СПИДом. Самое важное в том, что по 16-стадийной шкале Нессай заблаговременно определяет признаки недуга, когда клиническую картину вовсе нельзя еще получить. И что крайне важно — все болезни имеют (Нессай это доказал) общие функциональные принципы и человека невозможно лечить от какой-то одной напасти. А ведь ортодоксальная медицина не мыслит терапию по-другому.
Цикл полностью расшифрован, Нессай уже точно знает, как предотвратить беду. Лечит он пациента, усиливая деятельность иммунной системы. Лекарство, которое используется в клинике,— производное от камфарного масла. Его получают из дерева, растущего в Юго-Вос- точной Азии. В отличие от многих медиков, вводящих лекарство внутривенно или внутримышечно, Нессай рекомендует инъекции в лимфатические узлы. Таким образом, он опроверг схоластическое мнение о невозможности внутрилимфатической инъекции. Более того, Гастон обучает не только находить узлы, но и делать уколы. Как оказалось, лекарство может вводить в узел и сам больной.
Камфарное снадобье имеет индекс 714-Х. Секрета тут особого нет; седьмая буква латинского алфавита Г (Гастон), а четырнадцатая Н (Нессай). Последняя буква — инициал Спаса, который, как известно, лечил прокаженных и незрячих. Лекарство пользуется большим спросом и, по данным Нессая, дает реальную пользу примерно 75 процентам больных.
Часто высказываются сомнения: мог ли сто лет назад А. Беша предугадать такие важные открытия? Видимо, он еще тогда обнаружил, что в выздоровлении после травм большую роль играют субчастицы — микрозимы: они теряют свою пассивность, ни с того ни с сего «набрасываются» и начинают крушить агрегированные структуры. Последние превращаются в полезные бактерии, которые тут же подключаются к «исцелению». Хотя А. Беша и Г. Нессай пользовались разными терминами, суть дела не меняется. Видимо, и Беша был близок к раскрытию соматидного цикла, но у него, как мы знаем, отсутствовал высокоразрешающий современный микроскоп. А если его гипотеза долго не привлекала внимания, то причина довольно субъективна — Беша чурался рекламы. Этим, кстати, весьма удачно воспользовался Луи Пастер, любивший сенсационность. До сих пор многие историки полагают, что Пастер позаимствовал ряд идей Беша без ссылки на первоисточники. Более того, некоторые идеи Беша оказались извращенными.
Например, Беша высказывал мысль о том, что причины болезней человека скрыты в организме. Пастер, провозгласив известную теорию, упорно доказывал, что болезни приходят извне. Хотя в те времена еще не знали о существовании иммунной системы, тем не менее ряд фактов не согласовывался с теорией Пастера. В частности, остались загадочными те случаи, когда люди, заболевшие бубонной чумой и, казалось, обреченные, выбивали. И только сейчас Гастону Нессаю удалось сформулировать: микробы не причина, а результат болезни.
Больше века медики придерживались противоположной точки зрения. Новая философия, предвосхитили которую Беша и Райф, сегодня стала оружием в руках Нессая. Почти тысяча случаев предрака и раковых заболеваний имеет благополучный исход, не говоря о других недугах, которые считались безнадежными. Сотни пробных «отпечатков» бактерий под микроскопом: одинокие кругляшки монококков, парочки диплококков, стафилококки, вытянувшиеся гроздьями винограда, стрептококки словно сжатые цепями. И каждая бактерия «привязана» к своему давлению, температуре, кислотности среды. И не каждая из них не так уж безобидна. Большинство из них вызывает отравление или, иначе говоря, обладает силой причинять болезнь только в узких рамках среды, хотя ответить «почему» никто не может.
Откуда берутся туберкулез, гоноррея, бубонная чума, трихомонадус, пневмония это известно. Бактерии... А вот этиология рака не совсем понятна. Дело в том, что мешала концепция почти вековой давности о «неделимости» бактерии. Вирусы могли делиться и внедряться в клетки, минуя мембраны-фильтры, жить и размножаться до тех пор, пока существовала сама клетка. Они, в отличие от бактерий, не выживают в искусственной среде.
Но другая школа (сторонник ее Нессай) не проводит строгой границы между бактериями и вирусом. Теория плеоморфизма допускает даже, что у них есть нечто общее. Ученые-«фильтрационисты», среди них Артур Кендалл из Чикагского университета, обнаружили свойство бактерий меняться до неузнаваемости. Так, Эдвин Розанов не сразу догадался, что полиомиелит (детский паралич) порожден «закамуфлированным» стрептококком. Некоторые микробы вызывали свечение благородных газов типа неона, зенона и аргона. Подлинное потрясение испытали в лаборатории, когда раковые клетки в среде аргона создавали электрическое поле, «зажигали» неоновую лампу. Следовательно (а опыт установил это), наступала ионизация газа.
Нессаю удалось через пограничное состояние бактерии, которое он выявлял через свечение больной клетки в благородном газе, создавать микроорганизмам такие условия, что они сами рассказывали о себе, попадая под луч «соматоскопа». Ионизация возникает в присутствии переходной формы бактерии, активной химически, под воздействием света или мягкого ультрафиолета. В этом и весь «секрет» прибора, изобретенного Нессаем.
Еще Райф «увидел» в соматоскоп странные частицы или так называемые переходные формы бактерий (бациллы-Х), которые испускали свет. Они, эти формы Б-Х, активно размножались в организме подопытных животных с искусственной опухолью клеток. Райф пытался через микроскоп (действуя светом) прервать рост патогенных переходных форм. В университете Южной Калифорнии была создана специальная комиссия под руководством Алвина Форда, которая должна была или подтвердить, или опровергнуть возможность мягкой световой терапии. Инструмент был настроен таким способом, чтобы поток света оказывался достаточным для подавления бациллы-Х во время наблюдения, т. е. доза определялась визуально. Трех минут воздействия определенной частотой хватило на полный паралич бациллы. Убийственные лучи (заметим — обыкновенного дневного света) прервали эволюцию бактерии в нежелательном направлении. И все 16 пациентов после трех сеансов облучения (заметим — не кобальтом) были вне подозрений на рак.
Как известно, гамма-излучение — самое высокоэнергетическое, оно разрушает молекулы клетки, образует токсичные свободные радикалы, которые «глушат» жизнь в зародыше. Оно не затрагивает только переходные формы бактерии, так как те пользуются слабыми источниками энергии, наподобие дневного света (оптического диапазона излучения). И когда по больным клеткам бьют циклотронными пушками, право, так и хочется провести аналогию со стрельбой по воробьям: шума много, пользы никакой. Ведь бациллы-Х потому и светятся, что в них уже накоплен избыток энергии. И если подать свет прибора в противофазе к «самосвечению», то бацилла перестает существовать.
Нессай не афиширует свой прибор, который ему по заказу сконструировала крупнейшая оптическая фирма. Достаточно сказать, что устройство фиксирует любую эволюцию субклеточных структур, в том числе и соматидов. Мягкий световой луч не только выискивает бактерии, но и подавляет их. Но все-таки Нессай не хочет бороться, в некотором смысле, уже со следствием — появлением переходных, инфильтрующихся форм бактерий. Если иммунная система не сопротивляется зарождению болезни, значит нарушена внутренняя энергетика организма. Механизм иммунного расстройства многие ученые — и не без оснований — связывают с рецепторско-донорскими функциями водородных комплексов. Например, блокировка бактериальной проводимости спинного мозга (нечувствительность позвоночника) нередко обусловлена протонизацией клеток и алкалозом плазмы. Накапливающиеся в организме эндотоксины (предельный случай — отравление) выводятся так называемыми антидотами.
Рецепт аптечного раствора стимулятора иммунной системы: 5 мл хлорида камфоримина, только для внутри- лимфатической инъекции, по назначению врача. Изготовляет его центр биологических исследований в Эстри, 5260 Фонтэн Канада.
Казалось бы, методику лечения признали. Препарат поставлен на поток. Официальное ведомство Квебека — «Санте е Биян-Этр департма» — зарегистрировало хлорид камфаримина в официальном бюллетене как «Антираковое терапевтическое средство». Каждый день Нессай получал новые свидетельства успеха. Хозяин черно-белого дога прислал фотоальбом со множеством подробностей, как «опухшая до ужасов» собака вновь стала стройной и лоснящейся. Одна женщина, у которой удалили молочную железу, вылечилась от метастаза после процедуры у ассистента Нессая.
Но каждый успех Гастона откладывался на компьютерных счетах полуразорившихся онкологических центров. Врачи готовы были на физическую расправу, дважды он чудом избежал автокатастрофы. Сначала поползли слухи, что он не медик и служил санитаром в армии сопротивления у генерала де Голля. Не его вина, что в годы войны он не мог вести научные исследования, учиться. Однако это уже поставили ему в вину. Потом одна из медицинских ассоциаций Канады якобы провела экспертизу препарата и не обнаружила в его составе... хлориды.
Врачи, как говорится, перешли в наступление, возглавлял эту гнусную кампанию Рой Аугустин, хирург-онколог. Однажды врач-патолог Жан-Клод Буав заявил, что вскрытие трупа мадам Лангле несомненно доказывает вредоностность препарата, так как ее опухоль не уменьшалась после лечения хлоридом камфарина.
Так началась многолетняя тяжба хирургов и, говоря по-нашему, лекаря из народа.
Судьи так и не поняли, чего больше у этого джентльмена: благоговения к Библии, на которой он поклялся говорить правду или обожествления своего спасителя. Ни разу прежде не болел, верил врачам. Но вот однажды его младший брат пожаловался на боли в животе. Марсель Карон по праву старшего посоветовал брату пойти к хирургу. После операции младший Карон прожил полгода. А через месяц Марсель сам почувствовал боль в брюшной полости. Симптомы совпадали.
Помогло стечение обстоятельств. Жена Марселя лечилась от рака молочной железы, принимала по указанию профессора Стефана Залака препарат 714-Х. Она-то и повезла мужа в Рок-Форист, где располагалась лаборатория Нессая. Гастон проверил кровь в «соматоскопе» и уклончиво заметил пациенту, что у того «не совсем отчетливый рисунок плазмы» (чтобы не пугать жестокой правдой).
— Но он вас лечил?! — настаивал прокурор.
Карон отрицает участие Гастона. Как только он достал препарат, пошел к хирургу и отказался от операции. Инъекции делал сам. Первый курс лечения состоял из 21 укола. На «всякий случай» провел три курса, приняв 63 дозы. Еще, тоже на всякий случай, подкладывал снадобье под язык, так как во время разъездов по делам торговли не рисковал «колоть» лимфоузел. Но через два месяца (ровно через 65 дней) он обратился в госпиталь святой Виктории в Монреале с просьбой обследоваться. Конечно, не нашли никаких признаков прежней болезни. Обрадовался было, а тут вдруг заныло в бедре. Страхи (не рецидив ли?) оказались ложными. «Я не за альтернативную и не за хирургическую медицину,— заявил перед жюри Карон,— я за естественное право человека лечиться так, как он в том убежден».'
Утверждать, что Нессай — всесилен, вряд ли надо. И тем не менее... К нему как-то постучался в лабораторию полуслепой мужчина. «Предлагают удалить глазное яблоко, чтобы предотвратить рост опухоли»,— попенял переводчик и литературовед Арно де Керкоф.
В одной из клиник вблизи Мексиканского залива врач Андрад вызвался помочь пациенту, вводя в лимфу камфарный препарат. «Опасная затея — ведь у вас меланома»,— скрепя сердце переборол сомнения профессор- окулист. Пациент на операцию не соглашался, хотя консилиум онкологов напророчил ему полгода жизни. А здесь уже после третьего укола де Керкоф ощутил, что свет стал как будто ярче и с ним что-то происходит. Ему объяснили, что меланома — это результат расстройства иммунной системы, поэтому лучше рассчитывать на минимальное. После повторного курса лечения к литератору вновь вернулось зрение. Его, как чудо окулистики, стали возить на семинары по США и Канаде, выворачивали веки, больно задевали хрусталик глаза и твердили: не иначе как ошибались в диагнозе. И чтобы не было споров, предлагали... удалить яблоко.
Поддавшись уговорам, де Керкоф дал согласие. Но раковых клеток — из-за чего, собственно, убедили в необходимости операции — так и не обнаружили. «Немыслимо, какая-то мистика!» — возмущались задетые за живое окулисты. И передали пациента онкологам. «Если были больные клетки в глазной впадине, то не исключен метостаз других органов...» Грешно, как говорят, смеяться над тем, что не смешно. «В целях профилактики», как было заявлено, де Керкофа почти полмесяца бомбардировали нейтронами кобальтовой пушки. Но повезло и на этот раз, «чудом» остался жив.
Первым делом «спасенный» помчался в лабораторию к Нессаю. Анализ показал, что, несмотря на переоблучение, кровь вернулась к норме. Не поверил, побежал к Нессаю наутро. Тот терпеливо выслушал, провел новые анализы и посоветовал: «Не облучайтесь больше. Это может повредить здоровью».
Нессай любит здоровый юмор, пациенты его обожают не только за это. Сам ученый цитирует Парацелльса, когда его спрашивают о пациентах: «Я не признаю никого, кроме тех, кого я лечил», «Комитет за оправдание Нессая», созданный в США и Канаде, объединяет вокруг себя десятки тысяч обездоленных.
Ирония судьбы в том, что Нессай встал на пути крупных корпораций, наживающих на раковом бизнесе миллиарды. Это примерно то же самое, что отказаться от бензина ради экологии. Вроде выгодно. Но автомобильные и нефтяные корпорации давно задробили инициативу конгресса и администрации США освоить производство бездымного топлива.
Кажется, на этот раз противники одержали временную, пусть хоть и моральную, победу. Вряд ли они сложат свое оружие. Но его не собирается складывать и Гастон. Сейчас он всерьез изучает возможности создания стимулятора иммунной системы с тем, чтобы организм успешно преодолевал другой страшный недуг двадцать первого века — приобретенный иммунодефицит человека. Гастон верит: СПИД будет побежден.
А. КУЧУШЕВ
