Три наиболее важные тенденции нашего времени это, во-первых, перемещение творческого лидерства человечества из Европы и Европейского Запада, где оно было сосредоточено в течение последних пяти столетий, в более обширный район Тихого океана и Атлантики, особенно в Америку, Азию и Африку; во-вторых, продолжающаяся дезинтеграция до сих пор преобладающего чувственного типа человека, культуры, общества и системы ценностей; в-третьих, возникновение и постепенный рост первых компонентов нового, – интегрального – социокультурного порядка, его системы ценностей и типа личности.

1. Перемещение творческого лидерства

Все мы знаем, что творческое лидерство, малого и крупного масштаба, в узкой и широкой сфере деятельности, перемещается с течением времени с места на место, от группы к группе, от института к институту, от страны к стране. Поэтому во времена У. Джемса, Дж. Ройса, Пирса, Пальмера и Мюнстерберга философское отделение Гарварда было, конечно, лидирующим среди философских отделений всех американских университетов. После смерти этих философов Гарвардское отделение потеряло своё былое превосходство и отделения философии других университетов присвоили себе лидерство. Около тридцати лет тому назад университет Чикаго, несомненно, имел лидирующее отделение социологии в этой стране. В конечном счёте он потерял свою лидирующую роль. То же можно сказать и о других отделениях университетов и любых других видах лидерства. Около се¬мидесяти лет тому назад Новая Англия была центром текстильной и других индустрий. Позднее центры текстильной, стальной и других индустрий переместились в другие регионы Соединённых Штатов. С 800 до 1600 г. Италия сделала примерно от 25 до 41% всех научных открытий и изобретений в Европе; с 1726 г. до настоящего времени этот вклад Италии снизился приблизительно до 2-4%. Вклад Соединённых Штатов составил только 1,1% всех открытий и изобретений за период с 1726 по 1750 гг.; эта доля увеличилась до 25,3% за период 1900-1908 гг.; в настоящее время она ещё более возросла* .
История сообщает нам, что когда-то великим центром политической власти был Египет; в другой период он переместился в Вавилон или Персию; затем в Индию или Китай, затем в Рим или Ев¬ропу; и в самой Европе он продолжал переходить от одного народа к другому. Также и великие центры музыкального творчества в Европе были в какой-то период в Спарте; затем в Риме и Милане; затем, после средневекового периода, в Италии и Франции, Нидерландах и Англии, Австрии и Германии; и наконец, в России, Норвегии, Финляндии и Соединённых Штатах. За последние десять веков творческие центры экономических империй Европы были в Испании, Португалии и Италии, затем в Нидерландах, Франции, Англии, Австрии и Германии; теперь этот центр переместился в Соединённые Штаты и Россию.
Эти примеры ясно показывают, что подразумевается под перемещением творческих центров лидерства.
Наилучшим свидетельством этой мобильности является перемещение творческого центра человеческой истории, или лидерства всего человечества. Приблизительно до четырнадцатого века творческое лидерство удерживалось народами и государствами Азии и Африки. В то время как наши предки на Западе имели ещё самый примитивный образ жизни и культуры, в Африке и Азии великие цивилизации – египетская, вавилонская, иранская, шумерская, хеттская, индийская, китайская, средиземноморская (крито-микенская, греко-римская, арабская) и другие – возникали, росли и переживали колебания расцвета и упадка в течение тысячелетий. Западные – евро-американские – народы были самыми последними, кто принял на себя творческое лидерство человечества. Они несли свой факел лишь в течение последних пяти или шести веков.
В течение этого короткого периода они блестяще выполнили свою творческую миссию, особенно в области науки, технологии, чувственных изящных искусств, политики и экономики. В настоящее время, однако, европейское монополистическое лидерство можно считать почти завершившимся. Настоящая и будущая история человечества уже представлена на гораздо более обширной сцене азиатско-африкано-американо-европейского космополитического театра. И звёздами следующих актов великой исторической драмы готовятся стать – помимо Европы, Америк и России – возрождающиеся великие культуры Индии, Китая, Японии, Индонезии и исламского мира. Этот эпохальный сдвиг уже начался и проявлял себя в распаде великих европейских империй, таких как британская и французская, в уменьшении политического и культурного влияния Европы в международных отношениях, в перемещении творческой активности некоторых европейских народов на другие континенты: англо-саксов – в Соединённые Штаты, Канаду и Австралию; испанцев и португальцев – в Латинскую Америку; в творческом росте азиатской России по сравнению с европейской частью и так далее. Ещё более сильным показателем этого сдвига является несомненное возрождение великих культур Азии и Африки: индийской, китайской, японской, индонезийской, арабской, еврейской и других. Успешное освобождение этих народов от колониального рабства – быстрый рост их политической и социальной независимости, их влияния в международных делах, их научного и технологического развития (включая рост числа нобелевских и других лауреатов); успешное распространение их религиозных, философских, этических, художественных и культурных ценностей в западном мире и многие другие явления свидетельствуют о начале этого возрождения. Всё это и многие другие очевидные факты безусловно указывают на сдвиг в творческом лидерстве человечества от монополистического господства Европы в Америки, Азию и Африку. Этот сдвиг чреват важными изменениями во всех областях культуры и в социальной жизни всех наций. Его влияние на будущую историю человечества будет, несомненно, больше, чем влияние альянсов и дезальянсов западных правительств и правящих групп. Такова первая основная социокультурная тенденция нескольких последних десятилетий. (Дополнительную информацию об этой тенденции см. в следующем очерке «Диагноз и прогноз взаимоотношений между Востоком и Западом».)

2. Чувственный (sensate), идеациональный (ideational)
и интегральный социокультурные типы общественного строя

Другие две тенденции, продолжающийся распад чувственной социокультурной системы Запада и возникновение и рост нового – интегрального – социокультурного строя, возможно, ещё более важны для настоящего и будущего человечества. Для того чтобы в полной мере раскрыть значение этого положения, я должен дать дефиниции этих терминов.
Около тридцати лет тому назад я поставил подробный диагноз современному положению западной культуры и общества с предсказанием грядущих тенденций, включая повторные предостережения о надвигающихся ужасных войнах, кровавых революциях, нищете и «высвобождении» в человеке «худшей из бестий». В форме резюме этот диагноз выглядел следующим образом:

     «Каждый значительный аспект жизни, организации и культуры западного общества находится в чрезвычайном кризисе... И тело, и душа его больны... Мы – живём, по-видимому, между двумя эпохами: умирающей чувственной (секулярной) культурой нашего великолепного вчера и наступающей (новой) культурой творческого завтра. Мы живём, думаем и действуем в конце блестящего шестисотлетнего чувственного дня. Косые лучи солнца ещё освещают славу уходящей эпохи. Но свет гаснет и в углубляющейся тьме, в тумане сумерек становится всё труднее видеть и безопасно ориентироваться. Ночь переходного периода с её кошмарами, пугающими тенями, разрывающими сердце ужасами начинает неясно выступать перед нами. Однако вдали, вероятно, поджидает заря новой великой культуры, чтобы встретить людей будущего».

Несмотря на враждебную критику моего диагноза кричаще оптимистичным общественным мнением 1920-х годов, мои предсказания в течение последних тридцати лет оказывались верными. Таким образом, история подтвердила мою правоту.
Поскольку переходное состояние современной евро-американской культуры и общества в значительной мере определяет его существенные черты, целесообразно обрисовать более тщательно природу кризиса, в котором они находятся в настоящее время.
Короче говоря, главные элементы кризиса следующие: он заключается в распаде чувственной формы нашей культуры, общества и образа жизни, которые преобладали в западном мире в течение последних пяти столетий; кризис охватывает все сферы этой чувственной культуры и общества; в этом смысле он всеобщий, эпохальный и величайший из всех кризисов в истории западного мира.

Чувственная культура

Чувственная форма культуры и общества базируется на том основополагающем принципе, что истинная реальность и ценность является чувственно воспринимаемой и что за пределами реальности и ценностей, которые мы можем видеть, слышать, ощущать во вкусе, прикосновении и запахе, нет другой реальности и нет реальных ценностей.
В целом система чувственной культуры представляет собой артикуляцию и «материализацию» этого основного принципа в её науке и философии, немного в религии, в её праве и этике, её экономике и политике, изящных искусствах и социальных институтах. Этот основной принцип становится также главной детерминантой доминирующей ментальности, стремлений и образа жизни чувственного общества. Достаточно последовательно чувственная культура делает свидетельство наших чувств критерием того, что есть истина и что есть ложь. Она интенсивно развивает научное познание физических и биологических свойств чувственной реальности, которая мало способствует творческому развитию мысли в сверхчувственных сферах религии и теологии.
Хотя чувственное общество вполне успешно производит множество технологических открытий, имеющих целью увеличение телесного комфорта чувственной жизни, оно не достигает успеха в разработке эффективной техники для преображения душ и «производства» сверхчувственных ценностей Царства Божия. В то время как оно весьма покровительствует развитию материалистической, эмпирической, позитивистской и других чувственных философий, оно не поощряет развитие идеалистической, мистической и сверхчувственной сис¬тем философии. Несмотря на своё поверхностное служение ценностям Царства Божия, оно заботится, главным образом, о чувственных ценностях благосостояния, здоровья, телесного комфорта, чувственных удовольствиях и жажде власти и славы. Его доминирующая этика неизменно утилитарна и гедонистична. Оно рассматривает все этические и законодательные правила как простые изобретения человеческого ума, в высшей степени относительные и изменчивые. Его политика и экономика также чрезвычайно утилитарны и гедонистичны. И как мы увидим, его изящные искусства отличаются подобными же чувственными характеристиками.
Чувственная форма возникла в западной культуре в конце двенадцатого столетия и постепенно, после пятнадцатого века, стала доминирующей, вытеснив предшествующую ей религиозную, или идеациональную, форму, которая преобладала в средневековый период в западной культуре и обществе примерно с седьмого до тринадцатого века.

Идеациональная культура

Идеациональная культура и общество средних веков базировались и были артикулированы во всех своих аспектах на том основном принципе, что истинная реальность или ценность – это сверхчувственный и сверхрациональный Бог и его Царство, как определено в христианском Символе Веры; в то же время чувственная реальность или ценность либо просто мираж, либо даже что-то негативное и греховное. Более того, идеациональная культура признавала Божественные откровения как критерий истины и не признавала свидетельство чувств. В соответствии с этим, идеациональная культура мало заботится о научном подходе к исследованию чувственных феноменов или об изобретении технологических приспособлений; поскольку чувственный мир в целом это просто мираж и такая деятельность – лишь трата времени и энергии, исследование не более чем теней реальности и ценности.
Вследствие этого, идеациональная культура является нетворческой в области науки и технологии, так как она сосредоточивает свою познавательную энергию на изучении Царства Божия и реализации ценностей во время краткого земного путешествия человека к вечности. Слова Св. Августина «Deum et animam scire cupio. Nigilne plus? Nigil omnino» («Я хочу познать Бога и душу. Ничего больше? Абсолютно ничего») ярко выражают это свойство идеациональной культуры. По этой причине она является творческой в сфере религии: теология логически становится царицей наук, а наука функционирует лишь как служанка религии. Только идеалистическая, мистическая и сверхчувственная философии процветают в её границах, в то время как материалистическая, механистическая, эмпирическая, позитивистская и другие чувственные философии в этом типе культуры не пользуются признанием. Она озабочена прежде всего спасением душ и ценностей Царства Божия и рассматривает как грех и искушение привязанность к материальным и чувственным ценностям. Её истины и её этические и законодательные правила считаются откровением Божественных заповедей, универсальным и безусловным в своей истине и обязывающей силе, её правление осоз¬нанно теократическое и её духовный авторитет верховенствует над секулярными силами. Вдобавок, её экономика обусловлена её религиозными и моральными заповедями.
Наконец, для чувственной и идеациональной культур характерны совершенно различные типы изящных искусств, каждая из них творит в соответствии с основным принципом культуры. Два типа искусства отличаются друг от друга как по предмету, так и по стилю.
В соответствии с основными принципами идеациональной культуры, предметом идеационального искусства является сверхчувственное Царство Божие. Его «герои» – Бог, ангелы, святые и душа, а также таинства Творения, Воплощения, Искупления и другие трансцендентальные события. Это насквозь религиозное искусство. Оно уделяет мало внимания личностям, объектам и событиям чувственного мира. Поэтому в живописи мало пейзажа, жанра, спокойной жизни или портретов действующих лиц. Её объект не должен доставлять наслаждение, удовольствие, развлекать, но приводить верующего к более тесной гармонии с Богом. Её искусство священно и не допускает никакого сенсуализма, эротики, сатиры, комедии или карикатуры. Её эмоциональный тон благочестивый, нравоучительный и аскетичный.
Доминирующий стиль идеационального искусства символический, оно лишь видимый, слышимый или чувственный знак невидимого или сверхчувственного мира ценностей. Поскольку Бог и сверхчувственные реальности не имеют каких-либо специфических материальных форм, их нельзя воспринять и изобразить натуралистически; их можно изобразить лишь символически. Изображения голубя, якоря или оливковой ветви в раннехристианских катакомбах были зримыми символами ценностей незримого Божьего мира. Погружённое в трансцендентальный мир вечности, идеациональное искусство статично, иератично, внешне просто и архаично, оно избегает чувственных приправ, помпы, показных проявлений. Будучи искусством общения человеческой души с Богом и с самой собой, оно не нуждается в профессиональных посредниках-художниках и является творением анонимного коллектива верующих, общающихся с Богом и своими собственными душами.
Все мы знаем, что высшие образцы средневековой архитектуры – это великие кафедральные соборы, посвящённые Богу. Их внешние формы – крестообразное основание, купол или шпиль, и почти каждая архитектурная и скульптурная деталь символичны. Это поистине Библия в камне. Средневековая скульптура, в свою очередь, полностью религиозна и воспроизводит сюжеты Ветхого и Нового Заветов, «застывшие» в камне, глине, дереве или мраморе. Более того, средневековая живопись является художественным воплощением этих Заветов; она почти полностью символична и потустороння. Средневековая литература берёт начало, главным образом, из Библии. Средневековая музыка состоит из амвросианского, грегорианского пения и других незамысловатых мелодий, с их Kyrie eleison, Agnus-Dei, Credo1 и полурелигиозными песнями пилигримов. Она облечена в форму одноголосную, неземную, избегающую любых чувственных украшений. Ведь это музыка общения человеческой души с Богом. Религиозные службы и церемонии – главные формы средневековой драмы. Это искусство не создавалось для рынка, для целей выгоды, для славы, популярности или чувственного наслаждения. Оно было создано, как сказал Феофил, «nec humane laudis amore, nec temporalis premii cupiditate ... sed in augmentum honoris et gloriae nominis Dei» (не ради любви человека к похвале, не из алчности к мирской награде, но ради умножения чести и славы имени Господа). Короче говоря, господствовавшее в средние века искусство было поистине великим идеациональным искусством.
В соответствии с основным принципом чувственной культуры, чувственное искусство живёт и развивается полностью в пределах эмпирического мира чувств. Эмпирический пейзаж, жанр, объекты, события и приключения, эмпирическая портретная живопись и чувственные ценности являются его предметом. Политические и деловые руководители, фермеры, рабочие, домохозяйки, девушки и другие человеческие существа – это его модели. Цель чувственного искусства – доставить утончённое чувственное наслаждение, отдых, стимуляцию усталым нервам, удовольствие, радость и развлечение. По этой причине оно должно быть сенсационным, страстным, патетическим, сладострастным и непрестанно новым. В похотливости и эротике своей перестойной фазы, оно отделяется от религии, морали, часто даже от науки, философии и других ценностей и называет себя «искусством для искусства». Поскольку оно должно развлекать, оно широко использует карикатуру, сатиру, комедию, фарс, разоблачения, смех и тому подобные средства. На перестойном этапе оно становится эклектичным и предлагает на своих выставках и в бестселлерах грубую банальную стряпню.
Его стиль натуралистический, визуальный, свободный от какого-либо сверхчувственного идеализма. Оно воспроизводит эмпирические феномены так, как они смотрят, звучат, пахнут или как-то иначе являются нашим органам чувств. Оно динамично в самой своей природе, в своей эмоциональности, в своих неистовых страстях, действах и зрелищах. Оно вынуждено быть непрерывно изменяющимся в последовательности своих стилей и прихотей, иначе оно станет нудным и безрадостным. Это искусство поверхностных шоу, разодетое напоказ. Поскольку оно не символизирует никакие сверхчувственные ценности, оно, подобно шикарной девице, зависит от своей внешности. Чтобы сохранить своё очарование, оно должно обильно использоваь «пудру и румяна», помпу и случай, грандиозность, ошеломляющую технику и другие средства внешнего украшения. Это искусство профессиональных художников, угождающих своим патронам и инертной публике, а на перестойном этапе – требованиям рынка и различных коммерческих дельцов в искусстве.

Интегральная культура

Изредка появляется и расцветает на сравнительно короткое время третий основной тип культуры и изящных искусств, промежуточный между чувственным и идеациональным. Его основной принцип гласит, что истинной реальностью-ценностью является Неопределённое Многообразие (Infinite Manifold), которое имеет сверхчувственные, рациональные и чувственные формы, неотделимые одна от другой. Этот тип культуры можно назвать интегральным. Все его компоненты и его социальная жизнь выражают этот принцип. Он обращает внимание как на эмпирические, так и на сверхэмпирические аспекты истинной реальности-ценности. Наука, так же как философия и теология, начинают расцветать в нём, и они гармонично сотрудничают друг с другом. Предметы изящных искусств здесь частично сверхчувственные и частично эмпирические, но только в самых благoродных и возвышенных аспектах чувственной реальности. Его герои отчасти боги, отчасти в высшей степени героические человеческие существа. Это искусство, намеренно пренебрегающее всем вульгарным, низким и безобразным в эмпирическом мире чувств. Оно облагораживает недостойное, украшает безобразное, омолаживает старое и увековечивает смертное. Его стиль отчасти символический и аллегорический, отчасти реалистический и натуралистический. Его эмоциональный тон спокойный, мирный и невозмутимый. Художник здесь просто primus inter pares2 в обществе, членом которого он является.
Каждый из этих трёх типов культуры и изящных искусств был реализован несколько раз: среди племён, не имевших письменности, в Древнем Египте, Вавилоне, Иране, Индии, Китае, Греции и Риме и в западном мире. В жизнеописаниях греко-римской и западной культуры и искусства доминирующей формой греческой культуры и изящных искусств от девятого до шестого века до н.э. была идеациональная; со второй половины шестого до конца четвёртого века до н.э. они были преобладающе интегральными; в течение последующих веков греко-римская культура и искусство стали преимущественно чувственными; после третьего века н.э. они дезинтегрировались в эклектичную смесь разных типов, и так было до тех пор, пока эклектизм не был заменён, после шестого века, христианской идеациональной культурой и изящным искусством, которые сохраняли своё господство до конца двенадцатого века.
В конце двенадцатого века идеациональное искусство и вся идеациональная культура начали дезинтегрироваться, возникли и стали развиваться новые чувственные культура и искусство. В тринадцатом веке эти два потока встретились и произвели чудесную европейскую интегральную культуру и искусство тринадцатого и четырнадцатого веков. В конце пятнадцатого века чувственный тип культуры для большинства европейских изящных искусств (кроме музыки, интегральный тип которой сохранял своё хрупкое превосходство почти до девятнадцатого века) стал доминирующим и господствовал до конца девятнадцатого века. В течение столетий его господства чувственная культура беспрецедентно прогрессировала в науке, технологии, экономике и политике, она создала огромную сокровищницу великолепных произведений чувственной музыки, живописи, скульптуры, литературы и драмы. Однако в конце девятнадцатого века эта творческая культура начала проявлять симптомы усталости и дезинтеграции**.

Вспышка войн, революций и преступлений
как последствие
дезинтеграции чувственного строя

В двадцатом веке великолепный чувственный мир западного человека начал быстро разрушаться и затем гибнуть. Произошла, среди прочего, дезинтеграция моральных, правовых и других ценностей, которые изнутри контролировали поведение индивидов и групп и управляли ими. Когда прекращается контроль глубоко интериоризированных религиозных, этических, эстетических и других ценностей над человеческими существами, то они, и индивиды, и группы, становятся жертвами обмана и грубой силы, которые получают наивысший контроль над их поведением, отношениями и судьбами. В таких обстоятельствах человек превращается в человеческое животное, управляемое, главным образом, своими биологическими побуждениями, страстями и вожделением. Вспыхивает индивидуальный и коллективный неограниченный эготизм; борьба за существование становится интенсивнее; сила становится правом; и войны, кровавые революции, преступность и другие формы межчеловеческих раздоров и жестокости вспыхивают в беспрецедентном масштабе. Так это было во все великие переходные периоды от одного базисного социокультурного строя до другого; и так это происходит в настоящем столетии. Заметная дезинтеграция чувственного порядка возбудила вспышки первой и второй мировых войн, множество войн меньшего масштаба, кровопролитнейших революций, мятежей, преступлений и насилия в их наихудших формах. Эти вспышки сделали наше столетие самым кровавым из всех предшествующих двадцати пяти веков греко-римской и западной истории.
Войны, революции, мятежи и преступления, в свою очередь, ускорили дезинтеграцию чувственного строя. Она продолжается и в настоящее время, являясь одной из трёх основных тенденций нашего века. К счастью для всех тех обществ, которые не погибают в период такого перехода от одного базисного порядка к другому, процесс дезинтеграции часто вызывает мобилизацию оппозиционных сил. Слабые и незначительные вначале, эти силы медленно растут и затем начинают не только бороться с дезинтеграцией, но также планировать и затем строить новый социокультурный порядок, который может более адекватно разрешить гигантскую задачу критического перехода и постпереходного будущего. Этот процесс возникновения и роста сил, планирующих и строящих новый порядок, уже заявил о себе и сейчас медленно развивается. Это третья главная тенденция нашего времени.
Эпохальная борьба между всё более возрастающими бесплодными и деструктивными силами умирающего чувственного строя и созидательными силами возникающего интегрального социокультурного строя характеризует все сферы современной культуры и социальной жизни и глубоко влияет на образ жизни каждого из нас.

Эпохальная борьба в науке

В науке этот двойственный процесс проявил себя: с одной стороны, (а) всё нарастающей разрушительностью морально-безответственных научных достижений чувственного типа, подобных ядерным средствам войны, изобретённым и продолжительное время совершенствовавшимся учёными чувственного типа; с другой стороны, (b) всё возрастающим числом учёных, которые отказываются сотрудничать в этом разрушительном злоупотреб¬лении наукой и научным творчеством, в установлении и росте научных организаций, подобных нашему Обществу за социальную ответственность в науке, и наконец, в преобразовании базисных теорий науки в морально ответственном, интегральном направлении.
Всё это уже сделало современную науку менее материалистической, механистической и детерминированной – или менее чувственной, чем это было в предшествующие два столетия. Для современной науки материя стала лишь конденсированной формой энергии, которая дематериализуется в излучение. Материальный атом уже распался более чем на тридцать нематериальных «загадочных, таинственных, ошеломляющих, непостижимых, колдовских» элементарных частиц: электрон и антиэлектрон, протон и антипротон, фотон, мезон и т.д., или на «образы» волн, которые превращаются в волну вероятности, волны сознания, которые наша мысль проецирует вовне. Эти волны, подобно тем, которые ассоциируются с распространением световых квантов, не нуждаются для распространения в пространстве-времени ни в каком материальном субстрате; они не волнообразны ни в жидкости, ни в твёрдом теле, ни в газе. В современной квантовой механике и электронике основные понятия «материалистической и механистической науки», такие как материя, объективная реальность, время, пространство, причинность, уже не применяются, и свидетельство наших чувств во многом теряет своё значение. Детерминированная причинность в субатомном мире уже уступила место принципу неопределённости Гейзенберга, забавным «прыжкам квантов», просто случайной связи, а в психосоциальных феноменах «волюнтаристским», «добровольным законам подчинения», или имманентной самодетерминации, свободной от причинности и случая. Эта последняя точка зрения подчёркивается такими лидерами в физических науках, как Макс Планк, Альберт Эйнштейн, А. Эддингтон, Е. Шредингер, В. Гейзенберг, X. Маргенау, П. Дирак и многими другими.
Подобные преобразования имели место в новых, лидирующих теориях биологических, психологических и социальных наук. В противоположность устаревшим, хотя ещё и используемыми, клише механистической, материалистической и детерминистской биологии, психологии и социологии, восходящие значительные теории в этих дисциплинах ясно показывают, что феномены жизни, организм, личность, разум и социокультурные процессы не редуцируемы и не могут быть поняты как чисто материалистические, механистические и чувственно воспринимаемые реальности. Согласно этим теориям, они имеют, кроме своего эмпирического аспекта, гораздо более важные рациональные и даже сверхчувственные и сверхрациональные аспекты. В этих и других формах самая современная наука стала уже весьма интегральной по сравнению с той, что была в девятнадцатом веке. Что означает всё возрастающее замещение отмирающих чувственных элементов науки новыми интегральными.

Интегральная концепция истинной и абсолютной реальности

Это замещение становится ясным, если мы рассмотрим некоторые главные проблемы в физических, биологических и социальных науках. Мы можем начать с проблемы истинной и абсолютной реальности. Как отмечено выше, чувственная наука предшествующих столетий явно и скрыто проявляла склонность редуцировать реальность или к материи, или к тому, что воспринимается нашими органами чувств. Такая наука или отрицала или имела агностическое отношение к любой нечувственной реальности. В настоящее время эта концепция реальности во многом уже отвергнута всеми науками как узкая и неадекватная. Она уже вытеснена несравненно более широкой и более адекватной концепцией абсолютной реальности. Сегодня эта абсолютная реальность есть размышление о бесконечном пространстве X бесчисленных качеств и количеств: духовного и материального, временного и вневременного, постоянно изменяющегося и неизменного, личного и сверхличного, пространственного и внепространственного, единичного и множественного. В этом смысле она постигается как истинная coincidencia oppositorum3 и mysterium tremendum et fascinosum4. Она является бесконечностью бесконечного. В своей абсолютности она не может быть адекватно описанной или обозначенной словами, идеями, определениями, знаками или символами, которые могли бы указывать, обозначать, описывать и определять конечные, ограниченные, специфические различия или пульсации бесконечного океана абсолютной реальности-ценности. Они могут определить некоторые из пульсаций этого океана, но не сам океан; он содержит в себе все пульсации и в то же время не идентичен ни с любой, ни со всеми ними.
Даже самые общие категории нашего мышления, такие как материя, количество, качество, отношение, время, пространство, субъект-объект, причина-следствие, бытие-становление, пригодны лишь для идентифицирования пульсаций, но не адекватны для определения абсолютной космической реальности-ценности. Высказывание И.С. Эриугены «Бог Сам не знает, что Он есть, потому что Бог не есть что» хорошо выражает эту неадекватность наших терминов и обозначений для определения абсолютной реальности-ценности. Она не идентична ни с что, ни с кто, ни с он, она, оно, ни с материей, ни с духом, ни с субъектом, ни с объектом, ни с какой-либо иной из её дифференциаций; и в то же время она заключает в себе все известные и неизвестные её качества. Это объясняет, почему множество мыслителей назы¬вали её «Неизъяснимой», «Невыразимой», «Божественным Ничто», в котором постепенно сливались все предметы и их различия (omnia exeunt in mysterium5 этой реальности, по словам св. Фомы).
С другой стороны, будучи сами одной из значительных пульсаций абсолютной реальности, мы можем грубо воспринять некоторые из её важных аспектов. Из её бесчисленных модусов бытия, три формы представляются существенными: (а) эмпирически-чувственная, (b) рационально-разумная, и (с) сверхрациональная-сверхчувственная. Новая концепция не отрицает чувственную форму реальности, но делает её только одной из трёх её главных аспектов. Эта новая концепция истинной реальности, будучи несравненно богаче и адекватнее старой, в то же время гораздо ближе к истине и абсолютной реальности практически всех религий, особенно их мистических направлений.

Интегральная теория познания и творчества

В соответствии с этим изменением, научная теория познания истинной реальности также изменилась. Хотя некоторые голоса ещё твердят классическую формулу Джона Локка: «Nigil esse in intellectu quod поп fuerit prius in sensu» (ничего нет в нашем разуме, чего не было прежде в нашем чувстве) и монотонно повторяют старый рефрен, что чувственное восприятие и наблюдение – это единственные пути научного знания и познания, эта теория познания также устарела и во многом заменена более адекватной теорией, соответствующей новой концепции абсолютной реальности. В соответствии с новой интегральной теорией познания мы имеем не один, а, по крайней мере, три различных канала познания: чувственный, рациональный и сверхчувственный-сверхрациональный. Эмпирический аспект абсолютной реальности воспринимается нами через наши органы чувств и их продолжения: микроскопы, телескопы и т.д. Рациональный аспект реальности постигается нами, главным образом, через наш разум: математическое и логическое мышление во всех его рациональных формах. Наконец, мимолётные впечатления от глубочайших сверхрациональных-сверхчувственных форм реальности даны нам истинной сверхчувственной-сверхрациональной «интуицией» или «божественным вдохновением», или «вспышкой просветления» всех творческих гениев: основателей великих религий, мудрецов, пророков и проповедников, титанов философии и этики, великих учёных, художников, моральных лидеров и других выдающихся творцов во всех областях культуры. Они единодушно свидетельствуют о том факте, что их открытия и их шедевры были созданы благодаря «благодати интуиции» – совершенно отличной от чувственного восприятия или логико-математического рассуждения – и затем развивались и проверялись в сотрудничестве с другими двумя путями познания и творчества, чувственным и рациональным.

Роль сверхсознания в научных достижениях и творчестве

Поскольку сверхсознательный способ познания и творчества ещё подвергается сомнению мыслителями чувственного типа, которые непростительно смешивают его с бессознательным или подсознательным, целесообразно кратко обрисовать современный взгляд на эту проблему. О сверхсознании известно очень мало. То, что известно, можно суммировать следующим образом:
(a) Сверхсознание, по-видимому, является первоисточником величайших достижений и открытий во всех областях творческой активности человека: науке, религии, философии, технологии, этике, праве, изящных искусствах, экономике и политике. Без его гения и руководства, просто посредством сознательной и бессознательной деятельности, возможны только заурядные достижения. И никогда величайшие. Профессор английского языка или музыкальной композиции может досконально знать все рациональные правила и технику, необходимые для сочинения литературного или музыкального шедевра; и всё-таки, если он лишён сверхсознательного гения, он не сможет никогда стать даже дальним родственником Шекспиров и Чосеров, Бахов и Бетховенов.
(b) Сверхсознание творит и делает открытия посредством сверхсознательной интуиции. Она отличается от всех форм чувственной интуиции (восприятие, наблюдение) и от логического, математического и силлогического мышления. 1) В противоположность чувствам и разуму, интуитивное вдохновение, или познание, приходит как мгновенная вспышка, отличная от терпеливого чувственного наблюдения или математического, логичес¬кого анализа. 2) Момент времени и обстоятельства этой вспышки едва ли можно предвидеть, предугадать или сознательно вызвать. 3) Вспышка часто происходит в наименее ожидаемый момент и в наиболее неожиданных условиях. Это справедливо как в отношении наций и других организованных групп, так и в отношении индивидов. Поток их творчества в какой-то одной и во всех областях ослабевает и течёт, возрастает и спадает, переме¬щается от одной группы к другой в непредсказуемой и беспорядочной манере. 4) Интуитивная вспышка выявляет центральную или наиболее существенную природу интуитивного феномена, ноумена или связь с новой творческой ценностью. 5) Сверхсознательная интуиция лежит в основе всего чувственного и логического познания или ценностного опыта. 6) Сверхсознание лишено эгоизма. Оно переступает границы эго полностью и безусловно. Руководимый сверхсознанием индивид становится его безличным инструментом, поднявшись над ограничениями эго. 7) Сверхсознание с его творческой интуицией и другими характеристиками было замечено давно и обозначалось различными терминами. «Самость» (self) (vs. «эго»), «атман», «пуруша», «Просветление», «Вечный разум», «Божественная Незыблемость» (Sublime Stupidity), «не-знание» (no-knowledge), «божественное безумие» (divine madness), «нус» (nous), «Божья благодать», «божественное или мистическое откровение», «пневма», «docta ignorantia»6, «внутренний свет» являются для него терминами, используемыми многими мыслителями и школами; «гений», «вдохновение», «творческий порыв», «наивысший разум, который во мгновение ока видит истину всех вещей в противоположность тщетному познанию», «божественное вдохновение» и «сверхразумная мудрость, которая выходит за пределы всех знаний», и ещё другие его наименования.
Обрисовав сущность сверхсознания, взглянем на конкретные свидетельства его существования и действия.
Так называемые «calculation boys», или «математически одарённые дети», являют собой пример мгновенного действия сверхсознания, совершенно отличного от сознательного математического вычисления. Эти субъекты, зачастую низкого интеллекта и сознательно не способные к элементарному математическому рассуждению или пониманию, могут мгновенно производить сложные математические вычисления, такие как определение логарифма какого-либо числа седьмой или восьмой степени, или интуитивное нахождение того, «какие множители составили бы любое большое, но не простое число»; так, если дано число 17.861, они могут мгновенно сказать, что оно равно 337 х 53. Когда Араго на заседании Французской академии попросил Вито Манджиамеле (которому было десять лет и в других отношениях он был не образован) извлечь кубический корень из 3.796.416, ребёнок примерно через полминуты дал ответ «156». Его спросили: «Что удовлетворяет условию, чтобы куб числа плюс его квадрат, взятый пять раз, равнялся этому числу, взятому 42 раза и увеличенному на 40?» Менее чем за минуту Вито ответил, что 5 удовлетворяет условию. И так далее.
Среди тринадцати таких одарённых детей мы имеем двух выдающихся способностей (Ампера и Гаусса) и трёх, способности которых оцениваются как хорошие. Остальные имеют низкий или средний интеллект. Некоторые из них не могли понять элементарную математическую теорему или теорему Евклида. Следует также заметить, что талант у большинства из них проявлялся, главным образом, в юности, лишь в течение нескольких лет. Какова бы ни была природа этого дара, одно несомненно: она совершенно отлична от обычного арифметического вычисления и познания. Это операции сверхсознательного типа, непостижимые и иным путём невозможные.
В математических открытиях роль сверхсознательной интуиции огромна и необходима. А. Пуанкаре, Дж. Биркгоф, Араго, и целая интуитивистская школа математиков утверждают, что «интуиция и вера» служат «основаниями для рациональной сверхструктуры, воздвигнутой средствами дедуктивного и индуктивного мышления», что они обладают «эвристической ценностью», «чрезвычайно важны» и «превосходят разум».
Жак Адамар, сам хорошо известный математик, недавно провёл специальное исследование психологии математических открытий. Наряду с другими источниками, он использовал ответы на свой вопросник ныне живущих выдающихся математиков.
Все эти математики утверждают, что их открытия были «внезапными и спонтанными», «без времени на обдумывание, тем не менее быстрыми». Они сообщают случаи, похожие на опыт Гаусса. Гаусс в течение многих лет бесплодно бился над математической задачей. Наконец, он сообщает:

«Я преуспел не за счёт своих мучительных усилий, но Божьей милостью. Подобно внезапной вспышке света, загадка оказалась разрешённой. Я, сам, не могу сказать, что было ведущей нитью, которая связала то, что прежде я знал, с тем, что сделало мой успех возможным».

То, что было сказано о роли интуиции сверхсознания в математике, ещё с большим основанием может быть отнесено и к другим естественным наукам. Интуиция сверхсознания даёт начало наиболее важным открытиям в этих науках.
Открытие Исааком Ньютоном математичес¬кого метода бесконечно малых, закона гравитации и структуры света являются классическими примерами великих открытий такого рода.
То же самое верно относительно открытий Галилео, Галлера, Блэка, Гаусса, Ампера, Либиха, Хемфри, Фарадея, Е.Г. Моора, Макса Планка, Дэви, Бертло, Бертрана Рассела и других. В биологии роли интуиции придавал большое значение К. Бернар. 83% из 232 учёных естественных наук, опрошенных Американским химическим обществом, допускали вероятность непредсказуемой вспышки проницательности, которая решила бы их научные проблемы адекватно и окончательно.
Неудивительно поэтому, что многие великие учёные – такие как Паскаль, Кеплер, Ньютон, Галилео и другие – были не только интуитивистами, но и мистиками, в узком смысле этого слова.
Философия также признаёт интуицию. Начиная с Упанишад в Индии и даосизма в Китае, включая все мистические философии Востока и Запада; Платона, Аристотеля, неоплатоников (Плотин, Порфирий, Прокл), неопифагорейцев и гностиков; Св. Августина и Отцов Церкви; Псевдо-Дионисия, И.С. Эриугену, Николая Кузанского, большинство великих схоластов позднего средневековья (включая Св. Фому Аквинского, особенно в последний период его жизни); вплоть до более современных философов – даже таких явных рационалистов, как Декарт и Спиноза, таких скептически-критических философов, как Юм и Кант, не считая Шопенгауэра, Фихте, Шеллинга, Ницше, и таких объективных идеалистов, как Гегель, и вплоть до В. Соловьева, Л. Толстого, А. Бергсона, Н. Лосского, У. Джемса (в его последний период), Уайтхеда, Гуссерля и других «феноменологов»; Н.Бердяева, С. Кьеркегора, Ж. Маритена и неотомистов; М. Шелера, К. Ясперса, М. Хайдеггера и некоторых других экзистенциалистов – названные и многие другие философы, практически в подавляющем большинстве, признают некий род интуитивных аксиом, «форм разума» или интуитивных истин как основы всех математических, логических и чувственно-наблюдаемых истин во всех областях человеческого познания и творчества.
Интуиция сверхсознания играет, возможно, ещё более важную роль в инициации технологических изобретений, чем в научных открытиях. Детальное изучение того, каким образом изобретателям случается постичь свои открытия, безошибочно показывает роль интуиции; в большинстве этих случаев первая идея открытия пришла как вспышка, неожиданная, часто в особых условиях и прочих обстоятельствах интуитивной проницательности.
«Истинно гениальный человек – тот, кто действует импульсивно... И гениальность есть благодать». Так Ж. де Местр сжато подытоживает ситуацию в своём блестящем критическом очерке о Novum Organum7 Бэкона.
Ещё более важна роль интуиции сверхсознания в открытиях и творческой деятельности в языкознании, изящных искусствах, гуманитарных и социальных науках.
Язык является необходимым условием человеческого мышления и творчества во многих областях. Его изобретение и создание – одно из величайших чудес человечества. Поскольку он является условием рационального мышления, он не мог быть изобретён сознательно и рационально. Создание всех естественных языков было в значительной степени сверхсознательным.
Ведущие философии, основные этические системы, главные кодексы законов и основные гуманистические и социальные научные теории в их самой возвышенной форме были сформулированы давно, когда не существовало ни лабораторий, ни статистики, ни рациональных методов, ни огромной массы эмпирических фактов.
Только благодаря сверхсознанию Платон мог создать свою великую философскую систему, к которой, уверяет А. Уайтхед, последующая история философии была лишь примечанием. То же самое можно сказать о месте сверхсознания в других великих философских системах прошлого, так же как и в великих теориях социальных наук, в этических и (до некоторой степени) юридических кодексах. Самые возвышенные этические системы великих религий были сформулированы давно. Все интеллектуальные этические теории не создали ничего равного нормам Нагорной Проповеди или подобного наставлениям даосизма, конфуцианства, Упанишад, Бхагавад-Гиты, йоги, буддизма, джайнизма, иудаизма или ислама. Все последующие этические теории и кодексы – всего лишь примечания к этим великим этическим системам.
Ницше прекрасно описывает эту роль интуиции, или «вдохновения». В состоянии творческого вдохновения:

«...некто становится только медиумом для сверхмощных влияний. То, что происходит, можно назвать лишь откровением; нужно сказать, что внезапно с невыразимой уверенностью и деликатностью нечто становится видимым и слышимым и потрясает и раскалывает до глубины существа. Внимаешь, не ищешь; принимаешь, не спрашиваешь, кто есть тот, кто даёт; подобно свету вспыхивает мысль, неизбежная, совершенная по форме. ... Это экстаз... состояние бытия совершенно за пределами самого себя... Всё происходит в высшей степени непроизвольно, как в вихре чувства, свободы, энергии, божества».

Многие великие поэты описывали подобным образом главное превращение, которое они испытали, «вдохновлённые» или одержимые сверхсознанием.
И то же утверждают великие творцы музыки. «Вы спрашиваете, каков мой метод в написании и разработке моих крупных и громоздких произведений? – пишет Моцарт.– Действительно, я не могу больше ничего сказать об этом, кроме того, что я не знаю самого себя и могу никогда не узнать. Когда я нахожусь в особенно хорошем состоянии... тогда мысли спешат ко мне, и самые лучшие. Когда и как, я не знаю и не могу узнать».
Бетховен утверждает: «Вы спросите меня, откуда я беру свои идеи. Я не в состоянии ответить на этот вопрос положительно... То, что мы посредством искусства завоёвываем для самих себя, это от Бога, божественное вдохновение... Каждое подлинное создание искусства независимо, в нём больше мощи, чем в самом художнике, и оно возвращается к Божеству посредством своей манифестации. Общее с человеком у него только в том, что именно оно свидетельствует о Божественном посредничестве».
Бетховен ясно подчёркивает неэффективность для творчества рационального склада мышления. «Короли и принцы, возможно, способны создавать профессоров и личных советников... но они не могут создавать великих людей...» «Новое и оригинальное рождается само, без чьего-либо размышления об этом».
Ещё более подробно описывает этот процесс Чайковский:

«Обычно семя будущего музыкального произведения прорастает мгновенно и в высшей степени неожиданно. Если в удачный момент, главная трудность миновала. Остальное вырастает само... (Новая идея даёт Чайковскому безграничную радость...) Забываешь всё, становишься безумен... Иногда вдохновение исчезает, снова ищешь его – зачастую тщетно. В такой ситуации следует опираться на совершенно холодный, неторопливый технический процесс работы. И это неизбежно. Возможно, именно в такие моменты в произведениях великих мастеров появляются те места, где нарушена органическая связь, где можно обнаружить связь искусственную, грубые швы и обрывки мысли. Если бы это одухотворённое состояние художника, называемое вдохновением... продолжалось непрерывно, художник не смог бы прожить и одного дня... Струны порвались бы и инструмент разлетелся на куски. Одна вещь, однако, не допускает исключений; главная идея произведения, вместе с общим контуром отдельных частей, должна быть найдена не посредством поиска, но должна просто явиться как результат той сверхъестественной, непостижимой, не поддающейся анализу энергии, называемой вдохновением».

Подобные заявления делаются большинством писателей и поэтов. Шеллинг резюмировал их так:
«Как человек фатальной предопределённости судьбы исполняет не то, что он хочет или намеревается, но то, что он обязан выполнить под влиянием непостижимого рока, точно так же, по-видимому, художник ... находится под влиянием силы, которая ... заставляет его заявить о произведениях, которые он сам полностью ещё себе не представляет и суть которых бесконечна».
Наконец, роль сверхсознания имеет чрезвычайное, решающее значение в сфере религиозного творчества и морали. Лао-цзы, Зороастр, Будда, Моисей и еврейские пророки, Махавира, Христос, Магомет – все великие учителя в сфере морали вплоть до более современных харизматических религиозных лидеров – открыто признают эту роль.
«Я и Отец одно» (Иисус, Иоанн 10:30)
«Ты (Бог) есть созидатель этого» (Джайминийя Упанишады)
«И уже не я живу, но живёт во мне Христос» (Ап. Павел: Гал. 2:20)
«Деяния человека, которого ведёт Дух Святой, больше деяния Духа Святого, чем его собственные» (Св. Фома Аквинский)
«Если какой-либо человек должен прийти к Богу, он должен быть порожним от всех трудов и позволить Богу трудиться одному» (Джон Таулер, Подражание Христу, с. 16, 17)
«Не я, а Господь трудится через меня» (Св. Тереза)
«Это Ты, кто хотел моего прихода и кто взял существо моё, чтобы служить Тебе знамением для людей» (Аллах).
Та же идея подчёркивалась мистиками в утверждении о том, что эго должно умереть прежде, чем сможешь достигнуть единения с Богом.
Мы видим здесь то же превращение человека в инструмент сверхсознания, которое мы наблюдали во всех сферах творчества. В религиозной и этической сферах эта «одержимость сверхсознанием» особенно заметна.
Я обрисовал наиболее существенное из того, что мы знаем о сверхсознании и его специфических функциях в истинно великом творчестве и глубоком познании. Его главная роль, по-видимому, – роль инициатора и верховного руководителя во всех значительных открытиях, изобретениях и шедеврах. Благодаря этой способности оно взаимодействует с чувственным и рациональным путями познания и творчества, чьи главные функции, по-видимому, состоят в развитии и проверке озаряющей идеи или образца, дарованного интуицией сверхсознания. Это означает, что каждое великое достижение или открытие всегда является результатом объединённых усилий всех трёх – сверхсознательного, рационального и чувственного – путей познания и творчества. Что предостерегает против принятия всех видов ложных «интуиций» в качестве сверхсознательных. В самом деле, благодать этой интуиции в её полной и чистой форме посещает лишь редко очень немногих «избранных и призванных».
Истина творческого шедевра, постигаемая путём интегрального использования всех этих каналов познания, полнее и величественнее, чем истина, достигнутая путём либо только чувственного восприятия, либо логико-математического рассуждения, либо интуиции. История человеческого познания – это кладбище, заполненное искажёнными лирическими наблюдениями, ложными рассуждениями и псевдоинтуицией. При интегральном ис¬пользовании этих трёх методов они дополняют и проверяют друг друга. Интегральное познание означает также, что мы узнаём об абсолютной реальности не только от учёных-эмпириков и философов-логиков, но и от великих религиозных и моральных лидеров, подобных Будде, Иисусу, Конфуцию, Лао-цзы, и от творцов в изящных искусствах, подобных Бетховену и Моцарту, Гомеру и Шекспиру, Фидию и Микеланджело. Они взывают к нам, по выражению Рихарда Вагнера, universalia ante rem8. Итак, об интегральной концепции абсолютной реальности, познания и творчества сказано достаточно.

Интегральная теория человеческой личности

Подобная борьба продолжается между старой, чувственной и новой, интегральной теорией человеческой личности и человеческого разума. Чувственные теории рассматривали человека, главным образом, как животный организм вида Homo sapiens и были склонны интерпретировать его природу и поведение, прежде всего, в механистических, рефлексологических и других «физикалистских» терминах. Некоторые из этих чувственных теорий отрицали реальность человеческого разума. Другие видели в нём только две формы ментальной энергии: бессознательную и сознательную. Современная декадентская форма чувственных теорий, представленная «заметками» Фрейда, в значительной степени редуцировала разум или человеческий дух до бессознательного сексуального либидо, или соединила его с садистическим Эдиповым, Танатос и другими комплексами, с эпифеноменальным «эго» и «супер-эго», представляющими собой модификацию того же бессознательного под давлением семейной и общественной «цензуры». Этот род чувственной теории личности представляет собой лишь декадентскую и грубую разновидность предшествующих ей грубо чувственных концепций человека. В фрейдистской и подобных ей современных догадках порча и деградация человеческой натуры упали до её самого низкого уровня.
К счастью, возросшее знание о человеческой личности привело, в сущности, к отходу от декадентских чувственных теорий как научно-фантасмагорических, эстетически безобразных и этически деморализующих, к возникновению и росту новых, более научных и адекватных концепций в этой области. В этих новых теориях человек постигается как чудесное интегральное существо. Он является не только животным организмом, но также и рационально мыслящим и деятельным: к тому же, он подтверждает своё сверхчувстенное и сверхрациональное бытие как активный и важный участник высших творческих сил космоса. Он – не только бессознательное и сознательное творение, но, главным образом, сверхчувственный мастер-творец (master-creator), способный контролировать и переступать пределы своих бессознательных и сознательных энергий в моменты «божественного вдохновения», в периоды наивысшего и наиболее интенсивного творчества. Как отмечалось раньше, величайшие открытия и творческие достижения человека имели место, в значительной степени, благодаря человеку – сверхсознательному мастеру-оператору (master-operator), которому оказывал помощь человек-рациональный мыслитель и человек-эмпирический наблюдатель и экспериментатор. Если бы человек был организмом, мотивируемым и управляемым только либидо или другими формами бессознательного, он имел бы так же мало шансов стать высочайшим творческим фактором во вселенной, как и другие биологиче-ские виды, управляемые лишь рефлексивно-инстинктивным бессознательным и рудиментами сознательного разума. Определённо, наделение Homo sapiens9 развитым рациональным умом и сверхсознательным гением ответственно за его истинно поразительное и всё возрастающее творчество. Как мы видим, эта новая интегральная теория человеческой личности вновь оказывается довольно близкой религиозной идее человека как сына Божия, созданного по образу Высшего Творца (Supreme Creator). Она более чётко формулирует триадические концепции человека, преобладающие в великих религиях. Эти концепции рассматривали человека как создание, имеющее три формы бытия: (а) бессознательную (рефлексивно-инстинктивный механизм тела), (b) сознательную (рациональный ум), и (с) сверхсознательный творец («Нус», «Пневма», «Дух», «Душа», «Божественное Я»). В рациональном и сверхсознательном свойствах человека лежит ответ на древний вопрос: «Что есть человек, что ты заботишься о нём?»

Иноязычные выражения и слова

1 Kyrie eleison (греч.), Agnus-Dei, Credo (лат.) – начальные слова христианских религиозных песнопений.
2 primus inter pares – первый среди равных (лат.)
3 coincidencia oppositorum – совпадение противоположностей (лат.)
4 mysterium tremendum et fascinosum – тайна ужасающая и завораживающая (лат.)
5 omnia exeunt in mysterium – всё переходит в тайну (лат.)
6 docta ignorantia – знающее незнание (лат.). Понятие, введённое Николаем Кузанским. См.: Избр. филос. соч. М., 1937.
7 «Novum Organum» – сочинение Ф. Бэкона «Новый органон, или Истинные указания для истолкования природы» (лат.)
8 universalia ante rem – всеобщее прежде индивидуального (лат.)
9 Homo sapiens – человек разумный (лат.). Понятие, введённое К. Линнеем.

_____________________
* См. подробную статистику научных открытий и изобретений, сделанных разными западными странами с 700 до 1908 г.: P.A. Sorokin, Social and Cultural Dynamics (New York: Bedminster Press, 1962). II, 141 ff; P. Sorokin, Society, Culture and Personality (New York: Cooper Square Publishers. 1962), pp. 570-572.
** См. подробную разработку и документирование этого очерка: Sorokin P.A., Social and Cultural Dynamics. 4 vols. (New York. Bedminster Press, 1962).